Наш знакомый герой

Алла не хвастала, вот ведь что, но сиротка на всякий случай от нее защищалась, а окружающие ей сочувствовали. И как же не сочувствовать, если ее действия были всем понятны, как бы подло они ни выглядели, если она так мастерски поддерживала разговоры о вареньях и соленьях, о подлости «этих мужиков» и «этих женщин», а рожа у сиротки, несмотря на лучшие кремы и на обрамляющие ее каракули, была такой, что не угрожала клухам ничем, не то что лицо красавицы Аллы. Вместе с квартирой сиротка прибрала к рукам и Аллиного Галкина. Ну, Алла немножечко поболела, а там еще наложился декрет, так что, когда она вышла на работу, ее место в этом обществе было не то чтобы занято, а как бы аннулировано. То, что коллектив делал с ней, нельзя было назвать травлей, все бы возмутились, если б их в этом упрекнули, потому что были с ней подчеркнуто вежливы и добры, с упоением ожидая момента, когда она падет на грудь коллектива и расплачется. Она не пала и не расплакалась. Она работала как ни в чем не бывало и пользовалась огромным уважением у группы руководящих лиц (мужчин все больше интеллигентных и изысканных), а неруководящие лица (все больше раньше времени обабившиеся дамы) считали, что уважение и любовь к такой женщине — плохой симптом в плане прогресса общества, и потому творили ей по ходу дела мелкие пакости, вроде намеков на новое счастье Галкина, которое принесла ему сиротка.

Когда я поступила на работу в эту контору, холодная война продолжалась уже года два, а в воздухе висела провокация войны горячей. Почему я встала на сторону Аллы? Да потому, что чувствовала свою опасную близость как раз к сиротке. Может быть, мне диктовала условия игры моя же энергия, которая не могла согласиться с тем, что я спокойно лягу на обывательское дно. Жадность до жизни была во мне чрезвычайно развита, и, попробовав общую бабью долю, я тянулась к доле  н е  о б щ е й. Меня смущали безоглядная жертвенность Тучи и правдивость Аллы, рядом с ними я чувствовала дискомфорт, но это не злило меня, а раззадоривало. Чем я хуже?! Хотя я, конечно же, была несравненно хуже, но мне хотелось стать другой. Были силы, были. И была даже выгода в жизни Тучи и Аллы. Уже тогда, с не по возрасту обостренным страхом перед старостью, я видела, что эти женщины стареют гораздо меньше. А может, и вообще не стареют. Не знаю я, была ли та же Алла так красива в юности, но эти очаровательные морщинки от веселых гримас делали ее, старшую, даже моложе меня, а уж Туча-то, громадная, с ленивыми движениями, похожая на мачехину дочку из русских сказок, со своим нагло вздернутым народным носом и светлыми, почему-то казавшимися наглыми глазами, прямо час от часу становилась все красивей и утонченней.

Меня же всегда тянуло к молодости и красоте, я боялась погибнуть среди «сироток», тех, кто живет, выклянчивая у других милости, и, несмотря на свои способности в этом, вечно несчастлив, недоволен, болен… Хотя, когда я выбирала Аллу себе в подруги, я не размышляла так долго и сложно, — меня просто потянуло к ней.

Вскоре после моего ухода в декрет Аллу все-таки «достали», как говорят теперь. Квартиру ей так и не дали, шушукались за спиной, громко и весело обсуждали при ней совместные празднества и вечеринки, на которые ее не приглашали, и так далее. Умные интеллигентные мужчины не могли избавить ее от этих унижений, потому что у них были жены, а жены, раз взглянув на Аллу, потом всю жизнь ее ненавидели. Как говорят, ночная кукушка дневную перекукует.

Руководитель одной нашей лаборатории стал главным инженером небольшого, но современного завода, выполняющего важные заказы, и, зная Аллу по работе, он перетащил ее к себе.

Когда мне пришла пора устраиваться на работу, Аллу повысили, и она позвала меня на бывшее свое место. Конечно, я не очень его заслуживала, но Алла хорошо знала, что работать я буду, вот и поручилась за меня.

Я шла на работу, полная нелепых страхов и столь же нелепых надежд. Я хотела работать и готова была полюбить свое дело, потому что работа была синонимом свободы, приоткрывшимся окошком в мир.

Вот так, уже довольно много лет назад, начиналась моя сознательная жизнь. В двух словах рассказать о себе не получилось, но надеюсь, представление о своей жизни создать мне удалось. А ведь мудрецы говорят: судьба — это характер.

День вчерашний — результат тех давних дней, потому, я надеюсь, теперь будут понятны все те события, которые случились со мной лишь вчера и даже уже сегодня.

Часть II

Итак, умные люди научили меня фиктивно развестись с Виктором и таким образом сохранить нашу с ним комнату в коммунальной квартире. Что это за «умные люди»? Поставим вопрос в стиле Тучиной Анастасии, этой бойкой негодяйки, которая привыкла правильно ставить такие вопросы.

— Договоримся о терминах, — говорит обычно Анастасия. — Договоримся о терминах. Умные люди — это подонки? Так будем считать?