Некоторых людей стоило бы придумать (СИ)

Он ушел, тяжело поднявшись, я слышал, как он вжикает замком олимпийки, бросает ее куда-то, как потрескивает статикой костюм, как Юри ударяется о тумбочку ногой и шипит. Как он ищет в чемодане футболку и шорты.

Он не запер свою дверь. Я полежал, слушая, как он вздыхает и ворочается. Потом посмотрел на часы.

Встал и разделся так быстро, как будто от этого зависела моя жизнь. Мы только-только поползли вверх, что за ебаный стыд опять, Юри?

Хрена с два ты все испортишь.

Я толкнул дверь в его спальню.

Оказалось, Юри стащил с кровати матрас и бросил его на пол на манер футона.

Пытаясь уснуть, он завесил шторами окна и натянул на лицо маску для сна.

Вот и хорошо, так даже интереснее.

Я улегся прямо поверх покрывала, пресекая любые попытки брыкаться и столкнуть меня. Юри и не попытался, он только потрясенно вздохнул и замер, как труп.

Потом неохотно задышал.

Потом хрипло позвал:

— Виктор?

— Да?

— У тебя пришла в негодность кровать?

— Я решил проследить за тем, чтобы ты спал. Не лазил по интернету, читая отзывы о сегодняшнем выступлении и прогнозы на завтра. Не считал овец. Не раздумывал о предстоящей программе. Чтобы ты расслабился и вырубился. Как я сейчас сделаю.

Я, и правда, не придумал лучше способа оттянуть его внимание от завтрашней мясорубки. Все конкуренты были недовольны результатами, значит, наверняка озвереют завтра, значит, выложатся на все сто двадцать, значит, есть риск.

Значит, завтра подумаем об этом. Не сегодня.

Я отлично знаю, что чувствуешь, когда на тебя смотрят все.

Юри еще и задвинули в конец списка на завтра, пошли по возрастанию рейтинга. Оно и правильно, и Юри так будет эффектнее, но… Я знал его, он предпочел бы первым отстреляться.

Да, способ отвлечь был не ахти, но другой, напрашивающийся, нравился мне еще меньше, потому что содержал алкоголь и некоторые возвратно-поступательные движения. То есть, нравиться-то он мне нравился, но в данном случае в приоритете были все-таки желания Юри. Который, верный себе, лежал и желал провалиться через пол и пять этажей под землю.

— Виктор.

— Спи, Юри.

— Но…

— Это в твоих интересах. Я еще могу петь колыбельные.

— Не надо.

— Вот и я думаю, что не надо.

Юри повозился еще, а потом сипло прошептал:

— Виктор, ты замерзнешь в одних трусах.

— Думаешь, надо надеть вторые?

— Нет, я… что?

— Я, впрочем, понял твой намек. Пусти-ка…

Юри неохотно перекатился, разрешая мне залезть под одеяло рядом с ним. Было тесно, Юри чуть не сполз с матраса, и я придержал его за талию, притянув ближе. Юри сделал недовольное лицо, но потом, подумав, переплел свои лодыжки с моими ногами, которые как раз успели заледенеть.

Мы не комментировали сложившуюся ситуацию никак. Последние позиции личного пространства в любом случае были давно сданы.

Если подумать — за что держаться? Весь мир видит, как я стряхиваю с его костюма пылинки, шнурую его коньки, смазываю его губы бальзамом и приглаживаю волосы.

Юри положил голову на подушку и вздохнул.

— Не волнуйся, — сообщил я почти в его шею. — Я запер дверь в номер.

— Дверь в номер волнует меня меньше всего.

Он полежал молча, блестя глазами в темноте. Я разглядывал его лицо. Потом сказал:

— Завтра все будет так, как должно быть. Я не фаталист, Юри. Просто мы ведь столько работали, слишком много, чтобы твой результат зависел от чего-то, кроме тебя.

— Я понимаю, — Юри ковырнул узор на подушке пальцем. — Прости, я такой…

— Нормальный ты. Юри, я хочу, чтобы ты выспался.

— Я… пытаюсь, — Юри закрыл глаза и снова надвинул маску. Я лежал, уставившись его лицо, слушая дыхание, пока не отключился сам — и снова как будто кто-то ударил по голове.

Последняя мысль в голове была крайне странной — как будто я упускаю что-то важное, что-то очевидное до смешного, лежащее прямо передо мной.

Снился мне Маккачин. Обнюхивал мое лицо, лизал уши шершавым горячим языком, ставил тяжелые лапы на грудь и смотрел глазами-пуговицами. Я трепал его по макушке и пытался столкнуть с себя — не получалось. Маккачин разожрался, кажется, на японских харчах, до неприличия. На грудь давило, я задыхался от горячего дыхания зверюги и от тяжести сразу.

Юри трясло.

У него были круги под глазами, белые губы и ненормальный румянец на серой коже.

Не хватало еще, чтобы снялся по медицинским показаниям.

— Если ты, моя радость, на открытой тренировке додумаешься прыгать, будешь всю оставшуюся жизнь прыгать на одной ноге.

Юри рассеянно кивнул, он даже угрозы плохо различал. Он, как выяснилось, так и не уснул ночью.

Молодец, Никифоров. Подсобил.

Юри аплодировали на открытой тренировке — Крис попытался дать пять, Пхичит похлопал по спине, трибуны вообще взбесились.

Я смотрел, и мне казалось, что каждый звук звучит для Юри как выстрел.

Нихрена мне это не нравилось.

Ногу подвернул, от Криса шарахнулся, прилетевший от зрителей плюшевый кролик врезался в очки и шлепнулся на лед.

Я плюнул на все и отвел его в раздевалку, надеясь, что в тишине и покое Юри хоть чуть-чуть расслабится.

Выбрал самую громкую песню в его плейлисте и засунул в уши. Юри покивал в такт музыке, а потом залип, глядя в одну точку. Так, ладно.