Некоторых людей стоило бы придумать (СИ)

Да ты тварь же такая. Что ты еще придумаешь, что ты еще сделаешь, чтобы меня добить, а?

Я ж его за волосы на лед выдерну, для уверенности поддам коленом под зад. Что ж такое, Господи.

Юри прорыдал, икая:

— Что ты такое говоришь?

Я? Я, Юри? Отлично, опять я мировое зло.

— И К-Крис тоже это говорит. Ты же все б-бросил, ты же все п-потерял! Если я т-теперь все испорчу, ты-ты…

— Выживу.

— Что о-о т-тебе тогда скажут? Я н-не хочу тебя подвести!

— Ну так не подводи, мать твою,— я был готов ему врезать, отправить в нокаут, лишь бы он прекратил этот балаган.

Юри всхлипывал, вытирая лицо рукавом куртки. Я терялся.

— Что мне сделать, чтобы ты перестал выть? Обнять, поцеловать, песенку спеть?

Маленький блядский манипулятор.

Юри икнул и поджал распухшие губы.

— Верь в меня. Больше ничего не надо. Мне столько людей столько всего сказали, а мне надо было только, чтобы ты в мою победу верил больше, чем я сам.

Да что ты говоришь, а. А я тут, значит, полгода бублики на хуй нанизываю, да?

Может, не такой уж и хороший у него английский?

Может, разница в менталитете и воспитании не позволяет простой мысли пробиться в маленький японский мозг?

Или самого факта, что я теперь только тренер, мало, чтобы осознать свою важность?

Крис еще… поймаю — придушу своими руками, говнюк.

Юри все еще вздрагивал. Стянул куртку и вытер ей лицо. Вид был — краше некуда.

— Все?

Юри икнул и закивал, как болванчик.

— Все.

— Молодец. Что-то еще?

— Нет. Спасибо, что выслушал.

— Да всегда пожалуйста.

Мда. Пошутил, Никифоров. Сам схохмил, сам посмеялся. Довел нежную японскую задницу до слез. Сволочь. Фашист. Детей, наверное, воруешь и ешь еще. В крови девственниц купаешься. Собаку свою ебешь. Нельзя ж такому великому человеку без изюму, ну. Веди, показывай свой красный подвал с плетками.

Вот интересно, это я такой урод моральный, выросший в этом мире, где все в лоб тебе один Яков и скажет, и то под мухой, или это Юри с дерева слез и не привык к тому, что тут все не в игрушки играют?

Юри подошел и сам как-то обреченно ткнулся в меня, я обнял его, зарывшись носом в макушку. Макушка пахла мятным гелем и лаком для волос.

— Если бы ты этого не стоил — был бы я здесь? Сам посуди.

— Я не знаю, — Юри снова икнул. — Я не знаю, о чем ты думаешь.

Ух ты, как интересно. А я, значит, телепат и тебя насквозь вижу.

— Русские — люди, безусловно, страшные, но даже мы так не развлекаемся. Юри, Господи, как ты вообще додумался…

— Это же логично. Ты же говорил, что твое время утекает, я не имею права тратить его просто так, — Юри говорил глухо, но больше не трясся.

Как гвозди забивал в мягкое место. Сука. Лучше бы молчал. И я лучше бы молчал.

— Ничего не просто так. Чем бы все ни кончилось, я отлично провел время.

Я опять пизданул что-то не то. Юри был не лучше. Он отстранился, вытер кулаком нос и выдал:

— Виктор. Никто не может так обходиться с твоей карьерой. Все должно быть не зря.

Не зря, да?

А ничего, дорогой ты мой человек, что ты мне скоро сниться будешь в кошмарах? Теперь еще и с зареванной рожей. Спасибо, то, что надо.

— Давай доживем до конца соревнований, м? А там будем решать, зря все было, или нет.

Как Господь, Никифоров. Как Господь.

— Давай, — по-русски пробормотал Юри. Я подавил желание ущипнуть его за опухший нос.

Он успел умыться и уложить волосы заново. Я убрал его очки в карман своего пиджака — ему же сунул свой платок, на всякий случай. Выходил на свет он уже прибранным, спокойным, напоминая террориста-смертника. Ебанет — так ебанет.

Наверное, мой русский авось передался ему воздушно-капельным.

Ну как, авось.

Мне как-то случилось загреметь в Вегас с легкой руки все того же Криса. Крис меня потом и отдирал от покерного стола.

За мной водилось такое — расчет дурака, ставить все на самый поганый расклад. А что, тоже расчет, хоть и не похоже.

Я поставил все.

Я все еще не жалел.

Я бы и больше отдал, если бы у меня было. Все, что угодно, лишь бы не один. Лишь бы не эти поганые буквы на воспаленной культяпке, не пустая квартира, увешанная медалями. Когда-то давно мне этого хватало, и я знал, что к этому однажды вернусь — но не сейчас. Я слишком пригрелся. Я не готов.

На пьедестале-то стоишь всего сколько? Пару минут, пока гимн играет.

Я, как выяснилось, не гордый, я гимн и с трибун послушаю. И японский, если так надо.

Мне было надо.

Слова Юри были у меня в голове — не пулей не вышибешь.

«Не зря».

Конечно, не зря. Иди вот и покажи всем, что не зря. Ты вчера разозлился на Криса и такое сплясал, что у меня сердце в трусы скатилось.

Что тебе мешает сделать так еще раз? Много раз?

Я знал, почему Юри разбило. Я знал, почему он и обозлился на всех вчера, и опустил руки сегодня.

Нет ничего сложнее, чем удивлять всех постоянно, каждый день делать что-то новое, особенно тогда, когда ты избаловал своих зрителей донельзя.

Юри, кстати, пока отлично справлялся. Он просто выбрал одного зрителя и методы на грани фола.

Я стоял и думал — надо же, как интересно мечты предпочитают сбываться.

Сам виноват.