Читаем Немецкий с улыбкой. Г. Хольц-Баумерт. Истории одного неудачника полностью

Am n"achsten Tag begann ich von neuem (на следующий день я начала снова; beginnen). Doch er begriff nichts (но он ничего не понимал; begreifen), und langsam fing ich an zu zweifeln (и я потихоньку начал сомневаться; anfangen; der Zweifel – сомнение), ob Wellensittiche "uberhaupt sprechen k"onnen (могут ли вообще волнистые попугайчики говорить). Aber ich hatte es doch ganz bestimmt irgendwo gelesen (но ведь я об этом совершенно определенно где-то прочитал). Da fiel es mir ein (тут мне пришла в голову мысль; einfallen – придти в голову /об идее/: «запасть внутрь»). Robinson auf seiner Insel hatte auch einen Wellensittich (у Робинзона на острове тоже был волнистый попугай), wohl ein bisschen gr"osser (правда, немного больше /по размеру/), und mein Putzi sollte d"ummer sein als die anderen (неужели мой Путци глупее, чем остальные)?

Am n"achsten Tag begann ich von neuem. Doch er begriff nichts, und langsam fing ich an zu zweifeln, ob Wellensittiche "uberhaupt sprechen k"onnen. Aber ich hatte es doch ganz bestimmt irgendwo gelesen. Da fiel es mir ein. Robinson auf seiner Insel hatte auch einen Wellensittich, wohl ein bisschen gr"osser, und mein Putzi sollte d"ummer sein als die anderen?

"Uber eine Woche sprach ich jeden Tag mit Putzi (в течение недели я каждый день разговаривал с Путци; sprechen). Dann war ich ganz durcheinander (после этого я был в полном замешательстве; durcheinander – без разбора, как попало, вперемешку: «/одно/ через другое»). Aus Versehen sagte ich ein paar Mal zu Papa ,Putzi' (по ошибке я пару раз назвал папу «Путци»; das Versehen; das Mal). Und als Herr Filkendorf, der neue Turnlehrer, zu uns kam (и когда к нам пришел господин Филькендорф, новый учитель физкультуры; turnen – заниматься гимнастикой; делать гимнастические упражнения) und wir alle unseren Namen nennen mussten (и мы все должны были назвать свое имя), sagte ich: «Ich heisse Putzi Zitterbacke (меня зовут Путци Цитербаке).» Die Klasse lachte furchtbar (весь класс = все в классе ужасно смеялись).

"Uber eine Woche sprach ich jeden Tag mit Putzi. Dann war ich ganz durcheinander. Aus Versehen sagte ich ein paar Mal zu Papa ,Putzi'. Und als Herr Filkendorf, der neue Turnlehrer, zu uns kam und wir alle unseren Namen nennen mussten, sagte ich: «Ich heisse Putzi Zitterbacke.» Die Klasse lachte furchtbar.

Herr Filkendorf notierte sich etwas (господин Филькендорф записал себе что-то), und ich konnte mir schon denken, was er von mir dachte (и я уже мог себе представить, что он обо мне думает). Dabei habe ich es nur ganz in Gedanken gesagt (при этом я сказал это только целиком /погруженный/ в мысли = только потому, что был целиком погружен в мысли; der Gedanke). Nach der Pause ging ich zu Herrn Filkendorf und sagte (после перемены я подошел к господину Филькендорфу и сказал): «Herr Filkendorf... ich entschuldige mich (я извиняюсь), es war gar kein Spass (это была совсем не шутка); ich heisse n"amlich nicht Putzi, sondern Alfons (то есть меня зовут не Путци, а Альфонс) – und Putzi soll sprechen lernen (а Путци должен научиться говорить). Und weil ich immerzu Putzi vorsage (и потому что я постоянно повторяю Путци /для запоминания/), geht mir das Wort gar nicht mehr aus dem Kopf (это слово теперь никак не выходит у меня из головы; der Kopf).»

Herr Filkendorf verstand mich wohl nicht (господин Филькендорф меня, пожалуй, не понял; verstehen). Ich stotterte noch ein bisschen herum (я еще немного /что-то/ побормотал; stottern – заикаться, лепетать) und rannte dann einfach weg (и затем просто убежал).

Перейти на страницу:

Похожие книги

И время и место: Историко-филологический сборник к шестидесятилетию Александра Львовича Осповата
И время и место: Историко-филологический сборник к шестидесятилетию Александра Львовича Осповата

Историко-филологический сборник «И время и место» выходит в свет к шестидесятилетию профессора Калифорнийского университета (Лос-Анджелес) Александра Львовича Осповата. Статьи друзей, коллег и учеников юбиляра посвящены научным сюжетам, вдохновенно и конструктивно разрабатываемым А.Л. Осповатом, – взаимодействию и взаимовлиянию литературы и различных «ближайших рядов» (идеология, политика, бытовое поведение, визуальные искусства, музыка и др.), диалогу национальных культур, творческой истории литературных памятников, интертекстуальным связям. В аналитических и комментаторских работах исследуются прежде ускользавшие от внимания либо вызывающие споры эпизоды истории русской культуры трех столетий. Наряду с сочинениями классиков (от Феофана Прокоповича и Сумарокова до Булгакова и Пастернака) рассматриваются тексты заведомо безвестных «авторов» (письма к монарху, городской песенный фольклор). В ряде работ речь идет о неизменных героях-спутниках юбиляра – Пушкине, Бестужеве (Марлинском), Чаадаеве, Тютчеве, Аполлоне Григорьеве. Книгу завершают материалы к библиографии А.Л. Осповата, позволяющие оценить масштаб его научной работы.

Сборник статей

Культурология / История / Языкознание / Образование и наука
Япония: язык и культура
Япония: язык и культура

Первостепенным компонентом культуры каждого народа является языковая культура, в которую входят использование языка в тех или иных сферах жизни теми или иными людьми, особенности воззрений на язык, языковые картины мира и др. В книге рассмотрены различные аспекты языковой культуры Японии последних десятилетий. Дается также критический анализ японских работ по соответствующей тематике. Особо рассмотрены, в частности, проблемы роли английского языка в Японии и заимствований из этого языка, форм вежливости, особенностей женской речи в Японии, иероглифов и других видов японской письменности. Книга продолжает серию исследований В. М. Алпатова, начатую монографией «Япония: язык и общество» (1988), но в ней отражены изменения недавнего времени, например, связанные с компьютеризацией.Электронная версия данного издания является собственностью издательства, и ее распространение без согласия издательства запрещается.

Владимир Михайлович Алпатов , Владмир Михайлович Алпатов

Культурология / Языкознание, иностранные языки / Языкознание / Образование и наука
История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953–1993. В авторской редакции
История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953–1993. В авторской редакции

Во второй половине ХХ века русская литература шла своим драматическим путём, преодолевая жесткий идеологический контроль цензуры и партийных структур. В 1953 году писательские организации начали подготовку ко II съезду Союза писателей СССР, в газетах и журналах публиковались установочные статьи о социалистическом реализме, о положительном герое, о роли писателей в строительстве нового процветающего общества. Накануне съезда М. Шолохов представил 126 страниц романа «Поднятая целина» Д. Шепилову, который счёл, что «главы густо насыщены натуралистическими сценами и даже явно эротическими моментами», и сообщил об этом Хрущёву. Отправив главы на доработку, два партийных чиновника по-своему решили творческий вопрос. II съезд советских писателей (1954) проходил под строгим контролем сотрудников ЦК КПСС, лишь однажды прозвучала яркая речь М.А. Шолохова. По указанию высших ревнителей чистоты идеологии с критикой М. Шолохова выступил Ф. Гладков, вслед за ним – прозападные либералы. В тот период бушевала полемика вокруг романов В. Гроссмана «Жизнь и судьба», Б. Пастернака «Доктор Живаго», В. Дудинцева «Не хлебом единым», произведений А. Солженицына, развернулись дискуссии между журналами «Новый мир» и «Октябрь», а затем между журналами «Молодая гвардия» и «Новый мир». Итогом стала добровольная отставка Л. Соболева, председателя Союза писателей России, написавшего в президиум ЦК КПСС о том, что он не в силах победить антирусскую группу писателей: «Эта возня живо напоминает давние рапповские времена, когда искусство «организовать собрание», «подготовить выборы», «провести резолюцию» было доведено до совершенства, включительно до тщательного распределения ролей: кому, когда, где и о чём именно говорить. Противопоставить современным мастерам закулисной борьбы мы ничего не можем. У нас нет ни опыта, ни испытанных ораторов, и войско наше рассеяно по всему простору России, его не соберешь ни в Переделкине, ни в Малеевке для разработки «сценария» съезда, плановой таблицы и раздачи заданий» (Источник. 1998. № 3. С. 104). А со страниц журналов и книг к читателям приходили прекрасные произведения русских писателей, таких как Михаил Шолохов, Анна Ахматова, Борис Пастернак (сборники стихов), Александр Твардовский, Евгений Носов, Константин Воробьёв, Василий Белов, Виктор Астафьев, Аркадий Савеличев, Владимир Личутин, Николай Рубцов, Николай Тряпкин, Владимир Соколов, Юрий Кузнецов…Издание включает обзоры литературы нескольких десятилетий, литературные портреты.

Виктор Васильевич Петелин

Культурология / История / Языкознание, иностранные языки / Языкознание / Образование и наука