– Хостин ставил три к одному, что мы сюда не доберемся, – пояснил Бордман Антонелли. – Сам слышал, – и спросил Кэмерона, техника связи: – Как вы думаете, Мюллер может использовать какую-то местную систему наблюдений?
– Вполне возможно.
– Она достаточно хороша, чтобы различать лица?
– Допускаю, что хотя бы в некоторых местах. У нас слишком мало сведений, а у него было достаточно времени, чтобы научиться пользоваться устройствами этого лабиринта.
– Если ему довелось увидеть мое лицо, то нам следует немедленно вернуться назад и больше не утруждать себя. Мне даже не пришло в голову, что он может за нами наблюдать. Тут есть термопластический аппарат? Мне надо немедленно изменить внешность.
Он не стал объяснять почему. Когда процедура закончилась, нос у него стал длинным, резко очерченным, губы тонкими, а подбородок как у ведьмы. Лицо это трудно было назвать симпатичным. Но вряд ли кто-нибудь теперь мог узнать Чарльза Бордмана.
После беспокойно проведенной ночи Раулинс стал готовиться к переходу в лагерь авангарда в зоне Е. Бордман должен был остаться на базе и в течение всего времени поддерживать с ним связь, видеть то, что он видит, и слышать то, что он слышит. И шепотом направлять его действия.
Утро было сухим и ветреным. Они проверили каналы связи. Раулинс вышел из куполообразной палатки, отсчитал десять шагов и наблюдал в одиночестве, как рассвет придает потрескавшимся фарфоровым стенам оранжевый блеск.
– Подними правую руку, если слышишь меня, Нед, – сказал Бордман. Раулинс поднял руку. – Теперь поговори со мной.
– Где, ты говоришь, родился Мюллер?
– На Земле. Слышу тебя отлично.
– Где на Земле?
– Северо-Американский директорат. Точно не знаю, где именно.
– Я тоже оттуда, – сказал Раулинс.
– Да, я знаю. Мюллер, кажется, происходит откуда-то из западной части континента. Но не уверен. Так мало времени провожу на Земле, Нед, что не очень помню географию. Если для тебя это важно, мы можем запросить мозг корабля.
– Потом как-нибудь. Я уже могу идти?
– Сначала послушай, что я тебе скажу. Мы с очень большим трудом проникли в лабиринт, но я хочу, чтобы ты не забывал, что все, проделанное нами пока что, было лишь вступлением для достижения настоящей цели. Помни, мы прибыли сюда за Мюллером.
– Как я могу об этом забыть?
– До сих пор мы думали лишь о нашем выживании. Забота о том, чтобы самому уцелеть, затуманивает перспективу. Теперь мы уже можем смотреть более широко. То, чем обладает Ричард Мюллер – дар это или проклятие, неважно, – имеет огромную потенциальную значимость, и твоя цель, Нед, чтобы мы смогли это использовать. Судьба Галактики зависит от того, что произойдет здесь между тобой и Мюллером в несколько ближайших дней. Это поворотный пункт времен. Условия жизни миллиардов еще не родившихся существ, перемена их к лучшему или к худшему зависят от того, что здесь произойдет.
– Судя по всему, вы говорите это совершенно серьезно, Чарльз.
– Абсолютно серьезно. Порой бывает так, что все напыщенные слова начинают что-нибудь значить, и сейчас один из таких моментов. Ты стоишь на развилке галактической истории. И потому, Нед, ты пойдешь и будешь лгать и обманывать, давать ложные клятвы, идти на компромиссы, и я предполагаю, что потом какое-то время совесть не будет давать тебе покоя и ты возненавидишь себя за все это, а в конце концов поймешь, что совершил героический поступок. Проверка связи окончена. Возвращайся и займись подготовкой к походу.
На этот раз он недолго шел один. Штейн и Элтон довели его до самого прохода в зону Е без происшествий. Ему указали далее правильное направление, он прошел сквозь душ от крутящихся снопов лазурных искр и вошел в следующую зону, суровую и унылую. Спускаясь в нее по крутому пандусу, он увидел какое-то устройство, закрепленное на высокой каменной колонне. В тени впадины в этом устройстве что-то блестело и двигалось, и это могло быть глазом.
– Похоже, я нашел часть системы наблюдения Мюллера, – доложил он. – Тут что-то смотрит на меня с колонны.
– Попробуй побрызгать на это чем-нибудь, – предложил Бордман.
– Он может счесть это проявлением враждебности. Зачем археологу уничтожать такую штуку?
– Да. Точно. Иди дальше.
В зоне E сама атмосфера казалась менее угрожающей. Темные, плотно стоящие низкие здания словно бы цеплялись друг за друга, как встревоженные черепахи. Впереди Раулинс видел и другую топографию – поднимались высокие стены, светилась какая-то башня. Каждая из зон настолько отличалась от других, что он даже предполагал, что они построены в разное время: сперва образовался центр – жилые кварталы, а затем постепенно наращивали внешние кольца, по мере того как враги становились все более неприятными. Это была концепция, достойная археолога: он запомнил ее, чтобы использовать потом.
Уже заметно удалившись от входа, он увидел затуманенную фигуру идущего к нему Уолкера. Тот был худощав, суров и несимпатичен. Он уверял, что был несколько раз женат на одной и той же женщине. Ему было лет сорок, и интересовала его только карьера.