Ночные крылья. Человек в лабиринте

– Подойди поближе, – зудел в ухе тихий голос Бордмана. – Делай вид, что ты робкий, неуверенный, дружелюбный и очень обеспокоенный. И держи руки так, чтобы он все время мог их видеть.

Раулинс послушно шагнул вперед. Он задавался вопросом, когда же начнет ощущать эффект близости Мюллера. Ему трудно было отвести взгляд от блестящего шара, который Мюллер держал на манер гранаты. Когда расстояние уменьшилось до десяти метров, он ощутил воздействие. Да. Безусловно, это оно. Он решил, что если не подходить ближе, то вытерпеть можно.

– Чего вы… – заговорил Мюллер.

Это прозвучало хрипло, напряженно. Он замолчал, залился краской и явно силился заставить свою гортань работать как следует. Раулинс прикусил губу. Он ощутил, что одно веко у него неконтролируемо подергивается. По звуковому каналу с Бордманом слышалось тяжелое дыхание.

– Чего ты от меня хочешь? – снова начал Мюллер. Теперь его голос был полноценным, глубоким, полным сдерживаемого раздражения.

– Просто поговорить. Правда. Я не хочу причинить вам никаких хлопот, господин Мюллер.

– Ты меня знаешь!

– Разумеется. Все знают Ричарда Мюллера. Я имею в виду, вы были героем Галактики, когда я ходил в школу. Мы писали сочинения о вас. Затем рефераты. Мы…

– Убирайся прочь! – вскрикнул Мюллер.

– …и Стивен Раулинс был моим отцом. Мы были знакомы, господин Мюллер.

Рука Мюллера с черным яблоком поднялась выше. Маленькое квадратное окошечко было обращено к нему. Раулинс вдруг вспомнил, как внезапно прервалась связь с роботом.

– Стивен Раулинс? – Рука Мюллера начала опускаться.

– Мой отец. – По левой ноге Раулинса стекал пот. Испаренный одеждой пот облаком висел у его плеч. Теперь он ощущал воздействие Мюллера заметно сильнее, словно бы за пару минут произошла настройка на нужную длину волны. Его залил поток муки, грусти, ощущение, что уютная лужайка превращается неожиданно в зияющую пасть.

– Я когда-то встречался с вами, – повторил Раулинс. – Вы тогда как раз вернулись с… сейчас, сейчас… вроде бы от 82-го Эридана, и были тогда сильно загорелым, чуть ли не обгоревшим… мне было, кажется, лет восемь, вы меня подняли и подбросили к потолку, только вы тогда не привыкли обратно к нормальной земной силе тяжести и подбросили меня слишком сильно, так что я стукнулся об потолок головой и расплакался, и вы дали мне, чтобы успокоить, бусинку, меняющую цвет…

Мюллер опустил руку. Яблоко исчезло в складках его комбинезона.

– Как же тебя звали? – произнес он сдавленным голосом. – Фред, Тед, Эд… Точно. Да. Эд. Эдвард Раулинс.

– Позже меня стали называть Недом. Так вы меня помните?

– Немножко. Твоего отца я помню значительно лучше. – Мюллер отвернулся и закашлялся. Затем сунул руку в карман и поднял голову к лучам заходящего солнца, свет странно замерцал на его лице, окрашивая его в ярко-оранжевый цвет. Потом он прогоняюще махнул пальцем: – Уходи, Нед! Передай своим приятелям, что я не желаю, чтобы они мне тут мешали. Я очень больной человек и хочу побыть один.

– Больной?

– Какое-то таинственное внутреннее загниение души. Послушай, Нед, ты чудный, симпатичный мальчик. Я от всего сердца люблю твоего отца, если ты не соврал мне, говоря, что он твой отец. И поэтому не хочу, чтобы ты был рядом со мной. Я сам об этом буду очень жалеть. Это не угроза, а просто констатация фактов. Уходи. Как можно дальше.

– Не уступай, – сказал Раулинсу Бордман. – Подойди поближе. Туда, где уже ощущается действие.

Раулинс сделал осторожный шаг вперед, думая о шаре в кармане Мюллера и видя в его глазах, что он человек явно не предрасположен к логичности в поступках. Расстояние между ними уменьшилось на десять процентов. Воздействие Мюллера чуть ли не удвоилось.

– Прошу вас, – произнес он, – не прогоняйте меня. У меня самые добрые намерения. Если бы отец смог узнать, что я вас видел и ничем не мог помочь вам, он бы мне этого не простил.

– Если бы? Если бы мог? Что с ним?

– Он мертв.

– Когда он умер? Где?

– Четыре года назад. На Ригеле XXII. Он настраивал сеть связи узкими пучками между планетами Ригеля. Произошла авария с усилителем. Фокусировка инвертировалась. Луч пришелся в него.

– Господи! Он же был еще молод!

– Через месяц ему исполнилось бы пятьдесят. Мы хотели сделать ему сюрприз на день рождения, навестив его на Ригеле и устроив шумное торжество. А вместо этого я полетел на Ригель один, чтобы доставить его тело на Землю.

Лицо Мюллера смягчилось. Мýка в глазах заметно уменьшилась. Губы стали менее напряженными. Так бывает, когда чужое горе временно отвлекает от собственного.

– Подойди еще ближе к нему, – приказал Бордман.