Впрочем, определённые оговорки, которые можно было интерпретировать как уступки идее государственного регулирования экономики в интересах «зелёной энергетики», Курц всё же допустил, сделав следующее пояснение:
«Правительствам необходимо обеспечить включение этой [свободной и открытой, – Д. К.] системы в нормативную среду, которая стимулирует быстрое сокращение выбросов CO2
и других вредных последствий потребления»[368].Некоторые словесные уступки «зелёной» риторике со стороны австрийского канцлера не помешали австрийской компании
А в 2020 г. между
Локальные коррективы, которые стремятся внести в радикальную эко-повестку отдельные западные лидеры, изменить её в целом, однако, оказываются не способны. Сами же эти лидеры в итоге попадают в повышенную зону политического риска.
Так, Себастьян Курц в начале октября 2021 г. вынужден был уйти в отставку в связи с разразившимся коррупционным скандалом. Примечательно в данном случае то, что, несмотря на категорическое отрицание Курцем выдвинутых против него обвинений, именно «Зелёные» потребовали от него – под угрозой разрыва коалиции – покинуть пост главы правительства[372]
. Косвенным образом можно предположить, что в политическом поражении Курца сыграл роль не только коррупционный скандал как таковой, но и недостаточная лояльность канцлера радикальной «зелёной повестке».В целом же есть все основания полагать, что до тех пор, пока борьба за экологическую безопасность будет по факту рассматриваться сверхценно-иррационально, то есть эмоционально напряжённо и некритически, – фундаменталистски идеологизированный подход к проблемам экологии, включая те, которые могут возникнуть в обозримом будущем, существенных изменений не претерпит. В пользу этого предположения служит, в частности, уже упомянутое выше вручение в 2021 г. Нобелевской премии в области физики учёным, занимавшимся моделированием климата, включая контекст углеродного следа.
Отдельный сюжет – крайняя внутренняя противоречивость современной эко-повестки, что уже частично было затронуто в ходе анализа узких мест «зелёной энергетики». С одной стороны, эко-инфлюенсеры проявляют всё более заметный активистский задор и напор, например, выдвигая идею тотального потребительского ограничения всех людей. В частности, обсуждается проект «
Указанную противоречивость вынуждены признавать и подробно анализировать идеологи эко-активизма, стремящиеся выступать прежде всего как аналитики, а не пропагандисты. Так, например, Мария Гельман намеренно обращает внимание читателя на существование в актуальной эко-повестке своего рода порочного круга взаимоисключающих и взаимокомпрометирующих правил и резонов.
Так, популярный среди эко-френдли-общественности тезис о необходимости полной замены пластиковой упаковки бумажной «натыкается» на тот эко-факт, что для производства бумаги необходимо
«постоянно вырубать леса (зачастую нелегально), использовать больше энергии и больше воды. Бумагу легче переработать, но зато углеродный след от её производства в полтора раза больше, чем у пластика!»[374]
.И вообще:
«Тешить самолюбие, покупая экотовары, приятно – но это никак не помогает экологии», ибо «любой предмет – одноразовый пакет или многоразовая холщовая сумка – для своего производства требует растраты невосполнимых природных ресурсов (нефть, вода, минералы и металлы) колоссального количества энергии. При производстве в воздух постоянно выбрасывается углерод, усиливая парниковый эффект и ускоряя глобальное потепление. Источники пресной воды загрязняются, особенно при производстве текстиля»[375]
.Как подчёркивает Мария Гельман, «покупка многоразовых товаров вместо одноразовых» – не вариант: