«Новый тоталитаризм» XXI века. Уйдёт ли мода на безопасность и запреты, вернётся ли мода на свободу и право?

Так, американский писатель, журналист и политический эксперт Бернард Голдберг, которого часто называли консерватором, ранее всегда пояснял, что считает себя традиционным либералом. В интервью одному из правых изданий в 2012 г. он уточнил:

«Я считаю себя старомодным либералом. Я либерал, каким были либералы, когда они были такими как Джон Ф. Кеннеди и <…> как Хьюберт Хамфри [вице-президент США при президенте Линдоне Джонсоне, – Д. К.]. Когда они были оптимистичными, полными энтузиазма и мейнстримными. Я не такой либерал, как сегодняшние либералы <…>: <…> они злые, противные, узколобые и не мейнстримные, а маргинальные»[423].

Бернард Голдберг

Однако в 2020 г., когда левая версия либерализма перестала быть маргинальной и стала мейнстримной, Голдберг заявил, что левые вынудили его перестать считать себя либералом и перейти на позиции консервативного либертарианства:

«Я считаю себя консерватором с принципами “живи и давай жить другим”… консервативным либертарианцем <…>. Теперь, даже когда я согласен с либералами по тому или иному вопросу, я больше не хочу быть в их команде. Я не только не принимаю их новую политику левого крыла, меня также раздражает их святая элитарность. Я больше не считаю себя либералом. Они бросили меня, а не наоборот. Теперь я консерватор. Не правый псих, просто консерватор с либертарианскими тенденциями»[424].

Ещё одним свидетельством того, что новейший левый либерализм, ставший по факту новым тоталитаризмом, всё дальше уходит от либерализма классического, является то, что, – несмотря на регулярно звучащие заявления об обратном, – новейшая неототалитарная повестка Запада всё больше отрывает его от принципов и практик международной открытости, делая его по факту всё более закрытым.

Плакат в поддержку «Закона о третьем поле» (Германия, 2018)

Под шум дискурсов об инклюзивности, деколониальности и необходимости регулярно принимать беженцев из стран Азии и Африки – по факту происходит всё большее отмежевание западного социума от всех прочих, «недостаточно прогрессивных». То есть не готовых отказаться от традиционного мира бинарных оппозиций, где есть мужское и женское, белое и чёрное, успешное и не очень, сильное и слабое, талантливое и бездарное, прекрасное и уродливое, святое и профанное, etc. – в пользу новейших прогрессивных конструктов, где есть только инклюзивно одномерное и «однообразно разнообразное». Как нетрудно понять, неототалитарный формат политкорректности, который сегодня утвердился в большинстве страна Запада, заведомо неприемлем для всех прочих культур, существующих за пределами новейшего Запада.

Иными словами, принимая к себе всё новые волны мигрантов (в надежде их со временем «культурно развить» и «перевоспитать» посредством инклюзивности и позитивной дискриминации), западное общество по факту перестаёт быть таким же свободным и открытым, каким было раньше. Вместо этого оно всё больше регламентируется изнутри и закрывается снаружи.

Таким образом, мы вновь возвращаемся к тому, что ключевую роль в появлении на Западе системного антилиберального «уклона» сыграло нечто куда боле значимое и неодолимое, нежели те или иные неудачи на глобально-дипломатических фронтах. Нечто такое, чего ранее в историческом опыте не было и что оказалось в начале XXI века не просто новым, но и по-настоящему глобальным и всеохватным.

Если воспользоваться поэтической метафорой из известного стихотворения Николая Олейникова 1927 г. «Карась» (пародии на «Смерть пионерки» Эдуарда Багрицкого), то вопрос, адресованный глобальному либерализму в связи со всем вышесказанным, прозвучит авангардистски-иронично:

«Что же вас сгубило, / Бросило сюда, / Где не так уж мило, / Где – сковорода?»[425].

V

Но для начала – небольшое структурно-психологическое отступление (кратко анонсированное выше).

Если забыть на время про пресловутую «пирамиду Маслоу», – где, вполне по-марксистски, животное начало в человеке выступает как «базис», а собственно человеческое – как «надстройка», – и попробовать вычленить базовые человеческие мотивационные «скрепы», без которых ни один человек не может обойтись, не рискуя душевно саморазрушиться, то их окажется всего две.