«Новый тоталитаризм» XXI века. Уйдёт ли мода на безопасность и запреты, вернётся ли мода на свободу и право?

«Представители Facebook[462]согласны, что интернет нуждается в регулировании, и заявили, что Конгрессу пора действовать. Марк Цукерберг призывает к усилению регулирования интернета ещё с 2019 года. Вероятно, одним из последствий нынешней кампании может стать появление дополнительных мер регулирования. Опрошенные The Guardian эксперты уверены, что выступление Хауген может стать последней каплей, которая подтолкнёт Конгресс к реальным мерам в отношении Facebook» [463].

Сенаторы, однако, не поверили в искренность заявлений Цукерберга о необходимости усиления государственного регулирования интернета и предложили не ослабевать натиск на его компанию:

«Неспособность Facebook признать и действовать подтверждает его моральную несостоятельность… Если они не приступят к действиям, Конгрессу придётся вмешаться», — заявил, в частности, сенатор Ричард Блументал[464].

Помимо общественной вредоносности контента, Facebook также был вновь обвинён (первый раз Цукерберг отвечал на вопросы Сената в этой связи ещё в 2018 г.[465]) в принятии решений в обход правил, защищающих безопасность и конфиденциальность пользователей (подробнее об этой неврозогенной грани пространства Сети – ниже).

Как видно из сказанного, в США и других западных странах сформировался своего рода общественно-политический консенсус по вопросу о необходимости, помимо традиционного судебно-правового, более жёсткого и непосредственного государственного регулирования – фактически цензурирования – интернета в интересах общественной безопасности.

В этой связи проблема политической цензуры Сети со стороны органов государственной власти, ещё недавно казавшаяся центральной (авторитарные государства, как правило, стремятся ограничивать социальные сети в одностороннем порядке[466], демократические – по согласованию с их руководством[467]), по факту становится лишь составной частью более глобального сюжета – об утрате доверия к Сети как пространству неограниченной свободы слова и обмена информацией со стороны самого общества и о фактическом неототалитарном массово-консенсусном запросе, – хотя формально об этом речь и не идёт, – на сетевую государственную цензуру. Причём в первую очередь – в либерально-демократических странах.

Удар 3. Диффамационный

Оборотной стороной абсолютной доступности каждого человека к Сети стала столь же абсолютная доступность Сети – к каждому человеку.

И Сеть не замедлила дать понять этому «каждому человеку», кто именно в этой взаимно доступной паре – всевластный хозяин, то есть субъект, а кто – всего лишь бесправный пользователь, сиречь – объект.

Несмотря на все попытки Homo Interneticus почувствовать свою субъектность – через создание своих страниц, аккаунтов, публикацию постов, участие в интернет-опросах и прочую сетевую активность, – ощущение сетевым человеком своей унизительной объектности и полной подконтрольности в итоге лишь нарастает. Любой интернет-пользователь, регулярно выходящий онлайн, ежесекундно чувствует себя под невидимым присмотром тысячеглазого «Телескрина», отслеживающего его активность, следящего за его интересами и предпочтениями, наказывающего его за несоблюдение правил, установленных без какого-либо участия самого пользователя и на которые он не в силах повлиять.

Но самое страшное в этом ощущении «объектной обнулённости» (о котором подробнее ещё будет сказано далее) – липкое чувство беззащитности перед угрозой прямой и адресной агрессии со стороны интернета, которая кажется возможной в любой момент, притом независимо даже от того, находишься ты онлайн или нет.

Речь о возможности мгновенного распространения в Сети любой компрометирующей человека конфиденциальной информации о нём – как ложной, так и – что порой бывает ещё тяжелее – полностью либо частично достоверной. В том числе распространения анонимного и безответственного:

«Уже лет десять [т. е. с середины “нулевых”, – Д. К.] как мы живём в эпоху информационных рисков. В горячем пространстве, которое сканируется камерами слежения, смартфонами, джипиэсами. Маленькие братья следят за нами. Шагу не ступить. Фотки, мейлы и смс хранятся в цифровой памяти долго, они не вянут. Они как раз набирают соки – с тем чтобы потом как-нибудь взорваться токсичными семенами»[468].

Тот бессмертно воспетый Доном Базилио сравнительно долгий путь, который некогда проходила клевета, прежде чем из «порхающего ветерочка» превратиться в «разрывающуюся бомбу», в интернете сокращается до нескольких минут, в течение которых единичный слив преобразуется в десятки, сотни, тысячи и миллионы (в зависимости от степени публичности персоны) репостов. А последствия при этом наступают ровно те же:

«Тот же, кто был цель гоненья, / претерпев все униженья, / погибает в общем мненье, / поражённый клеветой, / да, клеветой»[469].