О моей жизни

После того как епископ и верхушка знати были убиты, бунтовщики набросились на дома уцелевших. Всю ночь они штурмовали дом Гийома, сына Адуина, который не участвовал в заговоре с убийцами Жерара, но утром пошёл на молитву вместе с человеком, который должен был быть убит. Они осадили его дом с факелами и пожарными лестницами, карабкались на стены с топорами и пиками, и в конце концов защищавшиеся были вынуждены сдаться. Хотя его ненавидели больше, чем остальных, по чудесному промыслу Господню он был закован в железо целым и невредимым. Так же обошлись и с сыном кастеляна.

В том же самом доме находился юный камергер епископа, также по имени Гийом, очень достойно поведший себя в той ситуации. Захватив дом, участвовавшие в осаде горожане стали расспрашивать его, убит ли уже епископ или ещё нет, на что он отвечал, что не знает. Ибо убийцы епископа принадлежали к другой группировке горожан, отличной от штурмовавших дом. Походив вокруг, они обнаружили труп епископа и спросили юношу, может ли он опознать лежавшее там тело по какому-либо признаку. Ибо голова и лицо были изуродованы многочисленными ранами до неузнаваемости. Он сказал: «Я помню, что при жизни, когда заходил разговор о любимых им сражениях, епископ частенько упоминал об одном рыцарском турнире, во время которого он сражался со всадником, и тот рыцарь ударом копья ранил его в часть шеи, называемой горло». И, осмотрев тело, они обнаружили шрам.[445]

Когда Адальберон, аббат Сен-Венсана, услышал, что епископ убит, то захотел пойти к нему, но ему дали понять, что если он отважиться войти в гущу обезумевшей толпы, то его тотчас постигнет та же участь. Очевидцы этих событий уверенно заявляли, что один день сменил другой так, что ночью не было и намёка на темноту. Когда я возразил, что причиной тому была яркость пламени, они поклялись, что огонь был потушен, и всё прогорело ещё днём, что было правдой. В женском монастыре пожар полыхал так, что поглотил тела некоторых святых.

Глава 10

Поскольку никто не проходил мимо тела епископа, не бросив в его сторону оскорбление или проклятье, и никто не собирался погребать его, на следующий день мастер Ансельм, надёжно укрывшийся во время разразившегося накануне восстания, взмолился к предводителям бунтовщиков, чтобы те позволили похоронить человека хотя бы потому, что он звался епископом. Те неохотно согласились. Поскольку труп пролежал на земле нагим с вечера четверга до третьего часа следующего дня, и с ним обращались как с грязным псом, мастер распорядился, чтобы его накрыли тканью и наконец отнесли в Сен-Венсан.[446] Никто не в силах описать угрозы и брань, обрушившиеся на тех, кто заботился о его погребении, не счесть проклятий, которыми осыпали покойника. После того как его отнесли в церковь, над ним не было совершено ни одной службы, положенной любому христианину, не говоря уж о епископе. Могила была вырыта едва ли в половину глубины, необходимой, чтобы положить его, а гроб был столь тесен, что когда тело втискивали в него, то раздавили грудную клетку и живот. Поллинкторы[447] обошлись с ним так скверно, как я описал, что все присутствовавшие при этом были уверены, что они специально делали свою работу настолько плохо, насколько было возможно. В тот день монахи не совершали никаких служб. Но почему я говорю «в тот день»? Нет, на протяжении нескольких дней, пока они опасались за безопасность тех, кто укрылся у них, и боялись за свои жизни тоже.

Затем, увы, доставили кастеляна Гвимара. Его жена и дочь, представительницы очень знатного семейства, сами привезли его тело на телеге. Следом доставили Ренье. Нижнюю часть его тела где-то подобрали и положили поверх оси, между колёс. Верхняя часть была обуглена с боков от огня и ещё шипела. Он был доставлен в таком жалком виде юным дворянином, его родственником, и одним крестьянином. Для этих двоих «нашлось нечто доброе»[448], как сказано в Книге Царств, ибо их смерть оплакивали все добропорядочные люди. Их никоим образом нельзя было назвать злыми людьми, если не считать их связи с убийцами Жерара. Поэтому они были похоронены с гораздо большим состраданием, чем их епископ. Через много дней после восстания и пожара были обнаружены фрагменты останков видама Адона; их завернули в небольшой кусок ткани и сохранили до того дня, когда реймсский архиепископ Радульф[449] приехал в Лан для повторного освящения церкви. Прибыв в Сен-Венсан, он первым делом отслужил мессу по епископу и его сообщникам, хотя со дня их смерти прошло уже много времени. В тот же день и таким же образом были доставлены сенешаль Рауль с маленьким сыном. Похоронила их старая мать Рауля. Сына положили на груди отца.