Об образе и смысле смерти

Это необходимо представлять себе, если хочешь понять нежную любовь египтянина к родине, чему мы находим в литературе прекрасные и трогательные свидетельства. Нет для египтянина большего несчастья, чем умереть на чужбине, и ни одно сокровенное желание не воодушевляет его больше, чем быть по крайней мере погребенным в родной земле. Только так, представлялось ему, найдет он и в ином мире "правильный путь". Потому что со смертью значение царя для души не утрачивалось, так как оно основывалось на сверхчувственных связях. Если он еще при жизни был единственным человеком, у которого был действительный доступ к богам, чью помощь он мог передавать как посредник, — в насколько большей мере следовало поручить себя его посредничеству по ту сторону, когда особое значение придавалось добросовестному посмертному жертвоприношению. И насколько конкретно эта связь воспринималась изначально и после смерти, показывает именование тех жертв, которые приносили родственники покойного; вплоть до позднейших времен они назывались: "жертвенный дар, который дает царь".

Через свою световую форму египтянин ощущал себя гражданином космоса и частью своего народа; каждую ночь он чувствовал себя под защитой крыл Исиды. Днем же, когда переживания души обусловлены и ограничены земным телесным началом, когда дыхание{19} снова превращается в инструмент индивидуального чувства и восприятия, он ощущал себя отдельной личностью. Тифон–Сет — поскольку этот образ мифологически отражал дыхание — умерщвлял зрение божественного мира и его светового духа, Осириса. Вот почему высочайший идеал египтянина — сделать личную жизнь души настолько чистой и прекрасной, чтобы она стала подобием царящих в световом теле сил Исиды, чтобы он когда‑нибудь мог сказать: "Я делаю то, чего хочет мое Ка".

Тогда душа могла надеяться, что и сила Осириса милостиво соединится с ней, как некогда она из духовного мира низошла на Исиду, чтобы породить дитя Хора. Если когда‑нибудь из души благодаря взаимодействию сил Исиды и Осириса родится новый человек, цель жизни — самому стать Хором! — будет достигнута.

Хор, росток становящегося "я", ощущался как действие сил Осириса на царящие в световом теле народные силы Исиды.

Тем не менее только после своей смерти, благодаря лучу из потустороннего мира, Осирис произвел Хора. В этой черте мифа выразился основной характер египетской душевной организации: душе представляется невозможным достичь духовной цели жизни в этом мире; самое существенное для египетской души находится по ту сторону врат смерти. И характерно, что в течение тысячелетий все многочисленные и могучие образы мира египетских богов почти полностью были поглощены центральными образами Осириса и Исиды с их более узким окружением, так что до нас практически не дошло следов мифов о таких гораздо более древних фигурах, как мемфисский Птах или фиванский Амон. Здесь нашел отражение акцент на потустороннем начале в египетском мировоззрении, а он со временем только усиливался. Ведь, как мы уже видели: для египтянина само собой разумеется, что смерть не только конец, но одновременно и начало нового существования. Человек лишь иным образом участвует в мировом процессе, но ничуть не менее интенсивно.

Ведь Ка и душа сохранялись, и душа могла пользоваться световым телом так же, как пользовалась здесь, на земле, двойной сущностью: земным телом и световым телом. Теперь, чтобы понять египетские обычаи, связанные со смертью, исключительно важно принять во внимание, что все молитвы и жертвы были предназначены "для Ка" умершего. Если состоятельный человек может позволить себе отвести по завещанию надел земли, повелев, чтобы для него "вовеки" совершались посмертные молитвы и жертвоприношения, то все эти усилия обращены к Ка, а ведающий этой процедурой жрец называется "служителем Ка".

Без сомнения, первоначально в основе этих обычаев лежало спиритуалистическое мировосприятие, которое, однако, с течением времени становилось все более и более материалистическим. И если в конце концов с мумией стали хоронить всю ее хозяйственную утварь с продовольствием и миниатюрными копиями слуг — один богач взял с собой 365 таких слуг, по одному на каждый день года, — если на могильных камнях все чаще высказывается просьба к посетителю гробницы произнести молитвенную формулу: "Тысячу хлебов, (кувшинов) пива, коров и гусей для N. N.", чтобы благодаря волшебной силе молитвы все это досталось покойному, то, естественно, это не что иное, как грубый материализм, которому с течением времени совершенно аналогичным образом покорились все представления о жизни после смерти.