Об образе и смысле смерти

Тяжело раненный на войне солдат описывает свои переживания непосредственно после взрыва шрапнели и гранаты следующим образом: В ушах у меня шумело, я больше ничего не слышал, я чувствовал только теплую кровь, которая текла у меня изо рта и носа, — пелена была перед глазами, и мне показалось, что я не чувствую под собой земли. У меня было ощущение, будто я кружусь между небом и землей, казалось, я спокойно, без всякой боли поднимаюсь все выше и выше, а затем вдруг падаю вниз. Я уже не лежал на поле боя — нет, я не видел и не слышал ничего, что происходило внизу. Успокоительное ощущение кружения в воздухе между небом и землей неожиданно исчезло, мне показалось, оно оборвалось молниеносно, а дальше ничего — меня больше не было… Как долго я лежал так, не знаю, во всяком случае, я очнулся с картинами из своего прошлого. Бои, просто служба на фронте, которая предшествовала атаке, во время которой я был ранен, и не только это: форсированные марши из Гента на фронт, высадка поздно вечером в Генте, переброска откуда‑то в Гент, — все это я пережил еще раз. Путь через Вестфалию, воинственное настроение, погрузка наших войск в Цоссене — короче: картины переживаний, которые были далеко позади. Эти впечатления доходили до моей конфирмации, может быть, и еще дальше, я уже не помню. Картины проносились разрозненно, отрывочно, и чем более далекими они мне представлялись, тем быстрее, казалось, они проносятся, иногда, подобно молнии, они обрывались. Подобранный санитарами, я лежал в маленьком городке за Изером, с застрявшими в легких и руке осколками как нетранспортабельный.

Очень похожие описания дали и другие люди, в том числе один учитель, который, будучи гимназистом, чуть не утонул. Он видел отрывочные картины из своего детства. Особенно он удивился, увидев себя четырехлетним мальчиком, когда он что‑то покупал себе на ярмарке, стащив деньги у матери; он давно забыл этот случай, но позже вспомнил его во всех подробностях.

Следующее описание также принадлежит медсестре: Был конец лета. Мне было шесть лет, я как раз научилась плавать, в Рейне, на мелководье. Однажды солнечным днем мы с подружкой решили плыть на глубину. Мы с радостью обнаружили: вода сама несет нас! Неожиданно подруга схватила меня, и мы вместе ушли под воду. Сначала мы пытались вместе, потом в одиночку выплыть на поверхность. Ей это удалось, и ее вытащили. Я же после короткого удушья замерла, забыла обо всем и совершенно увлеклась становившейся все более удивительной зеленью воды. Я видела, как солнечные лучи, словно золотые нити, дрожали в колышущейся зелени, они проходили сквозь меня, я лежала, раскинув руки. Зелень все светлела, казалось, она светится изнутри. Я подумала, что никогда не испытывала ничего прекрасней, мной овладело благочестивое настроение, я чувствовала что‑то родное. Но тут вдруг меня поразили вопросы: что происходит, где я, что мне надо?.. И, словно молния, меня пронзила уверенность: сейчас ты умрешь! Это было похоже на властный призыв, я снова совершенно успокоилась, но была теперь внимательна и ждала. Теперь мои раскинутые руки стали словно смыкаться в широкое О, а я смотрела снаружи внутрь. И там стали вдруг появляться растягивавшиеся вширь, закруглявшиеся картины — передо мной и вокруг меня, — на которых я видела саму себя. Это было похоже на живую книгу с картинками И я просматривала ее, я бы даже сказала, читала ее, как молитву. Сначала было лето, и в нем бабушка, и ее доброта пронизывала все. Также там будто были рядом родители и сестры, совершенно такие же и все‑таки другие, как будто окружавший каждого из них ореол тоже стал видимым. Потом возникла картина Пасхи — время шло назад, — а затем засверкало последнее Рождество, как‑то изнутри. Эти последние картины были самыми яркими. Потом я вдруг почувствовала толчок снаружи, сияние погасло, сознание исчезло. В тот же миг я очнулась на берегу, меня рвало водой, и я испугалась серого мира. Хотя светило солнце, все казалось мне серым по сравнению с удивительными красками, прежде всего пронизанными зеленым и золотым светом. Только отдохнув несколько часов на берегу, я наконец почувствовала радость, оттого что вернулась, пошла домой и никому ничего не сказала.