Если бы ветер обладал такой силой, чтобы стереть и более глубокие следы – тот живой, болезненный и запутанный узел его отношений с Недой, Ладо поклонился бы ему до земли. Его связывает с этой женщиной какое-то колдовское переплетение чувств, чувств крайне противоречивых, постоянно меняющихся, вечно борющихся и снова возрождающихся. Иной раз от одной мысли о ней весь мир озаряется ярким светом; другой раз надвинется вдруг громовая туча и омрачит все кругом. Как она была хороша, как он любил ее в пустынном уединении на Лелейской горе! Он бы и продолжал ее любить, да устыдился своей любви, украденной в такое тяжкое время. Стало стыдно перед людьми, он чувствовал себя ниже их, не хватило духа ни защитить свою любовь, ни скрыть ее. Отсюда и ненависть к Неде, как к западне, которая его заманила и поймала на всю жизнь. Он готов ее убить, но потом вдруг ненависть уходит, и он понимает, что во всем виноват сам. Это он в темноте налетел на нее, как волк на овцу,
прирезал и, прирезанную, бросил на муки. Он и палач и жертва, в нем и ненависть и жалость, любовь и раскаяние.
Все его усилия не думать о Неде ни к чему не приводят, она приходит к нему во сне, внезапно возникает во время разговора, и нет такого ветра, который мог бы замести ее следы. Ветер бессилен, он берет поверху, завывает впустую – только вздымает снежную пыль да скребет оголенную землю.
Длинная, узкая и извилистая долина, по которой они идут, неожиданно оборвалась. Перед ними встала осаждаемая со всех сторон завывающими оголтелыми ветрами крутая гора, высится точно стена до самого неба. «Откуда здесь гора», – недоумевал Шако, пытаясь обойти ее то с правой стороны, то с левой. Путь повсюду преграждали неприступные скалы. Тяжело признаваться в ошибке, не привык он к этому, ждет ругани и проклятий и готовится выслушать их безответно.
— Ты хоть знаешь, где свернул в сторону? – спросил
Ладо.
— Под Ядиковом. Сбил меня с толку этот проклятый занос, я даже толком и не поглядел.
— Значит, опять полезем через него?
— Да нет, как-нибудь обойдем.
— Или попадем в еще более глубокий. Дай-ка ракии –
подогреть мотор!
Они повернули назад, ветер все крепчал. Казалось, буря достигла предела своей ярости и вот-вот начнет утихать; однако в следующую минуту, набравшись новых сил, она преодолевала и этот предел. Глаза беспомощны, кругом головокружительная кипящая масса, наполненная призраками мутная мгла, только слух и осязание подсказывают, что ярость злых духов растет и что их становится все больше.
«Это тоже похоже на облаву, – подумал Ладо. – Пришли в движение темные силы, раздраженные человеческой сумятицей и стрельбой. Раздразнил их запах крови и шум тризны – досадно им, что они запоздали. Не могут простить земле, что не позвала их вовремя, что сама все съела и выпила, – обшаривают переметные сумы гор, когтями разрывают карманы долин, рыщут по пещерам и диву даются, что ничего нет, переворачивают все вверх дном и жалуются друг другу, что ничего не находят. Они объединяют свои усилия, тем более что и раньше были неразлучны, от одной матери родились – Киямет70 и Тиамат, Тьма и Темень, Тайфун и стоглавый гонитель облаков старый Тифон71, размах крыльев которого от Востока до Запада, а голова касается звезд. . Пускай касается чего хочет, мне он не может уже ничего сделать!
Вот покажу ему фигу и плюну в морду. . Слишком мягкие у него щупальца, клювы тупые – не на таковского напал. Даром рычит и пугает, слыхали мы и другой рык, и никто из нас не умер от страха...»
— Ты не знаешь, какое сейчас время, Ладо? – крикнул ему Шако.
— Поганое, хуже быть не может, двадцатый век – одни облавы.
— Я тебя не об этом спрашиваю, полночь прошла?
70 К и я м е т – Судный день, конец света
71 Т и ф о н – в древнегреческой мифологии стоглавое огнедышащее чудовище.
— Прошла давно, а зачем тебе полночь?
— Не нужна она мне, я просто так говорю, чтобы сон не одолел. Сейчас все спят, одни мы не спим.
IV
Не спит и Арсо Шнайдер в Букумирской пещере, он знает, где он и как сюда попал, слышит завывание ветра в овраге, который то удаляется, то возвращается и бьет крыльями о каменные косяки входа, где Гавро Бекич сидит на страже. Шнайдеру холодно, мозолят бока дубовые ветки, болит все, к чему ни коснешься и что ни вспомнишь. Он закрывает глаза и пытается заснуть, чтобы уйти от болей и холода. Время от времени Арсо окутывает на несколько мгновений легкая пелена дремы, но тотчас доносится шепот и будит его. Васо Качак и Момо Магич договариваются, что надо сделать до того, как начнется новая облава. Землянки обнаружены, и лис Гиздич, того и гляди, кинется их искать. Хитер и ловок старый лис, надо вывести людей из-под земли, не дать ему захватить их в порах. Есть и другие тайники, есть пещеры, где можно защищаться, они вспоминают их, называют самые подходящие.
Арсо же втемяшилось в голову, что речь идет о нем: