Одиннадцатый дневник

Не райские цветущие акации —
потоп дерьма мне видится вдали,
не спец я в мировой канализации,
но как же она прёт из-под земли!

* * *

Хотя мой тихий дар изрядно скуден,
и многим я всего лишь наглый фрукт,
утешно мне, что всё же не зануден
рождаемый призванием продукт.

* * *

Ослабший от житейской перегрузки,
отечество на родину сменив,
теперь, согласно Пушкину, я русский:
уже не любопытен и ленив.

* * *

Я с возрастом не сделался мудрей,
и не извлёк из жизни я уроков,
я среднестатистический еврей
с погрешностями вследствие пороков.

* * *

На старости уже какие страсти,
когда вот-вот накроешься доской?
Однако про дела российской власти
читаю я с отчаянной тоской.

* * *

Годами уплывшими крепко потрёпан
и скепсисом сильно пропитан притом,
уже я не мастер застольного трёпа,
а слушатель с жадно разинутым ртом.

* * *

Мне обрыдли радости общения,
глухо затворил я эту дверь,
самое крутое обольщение
мне уже до лампочки теперь.

* * *

Меня, похоже, предки осенили
своим благословением немым,
поскольку, проведя года в горниле,
я вышел из чистилища живым.

* * *

По небу тучи ходят плотные,
земля вращается неспешно,
а мы, пичужки мимолётные,
на ней бахвалимся потешно.

* * *

Начальники балдеют, осмелев,
народ объединить им – дело чести,
а стойло это будет или хлев
решается конкретно и на месте.

* * *

Свои годовые пласты
отчётливо чувствую я:
достигла большой высоты
недееспособность моя.

* * *

Удивительна наша натура:
к ней духовность пристала не плотно —
скинуть то, что вдохнула культура,
для народа легко и вольготно.

* * *

Как был долог по жизни мой срок
по сравненью с несчётными теми,
кто услышал взводимый курок
и затылком почувствовал время.

* * *

Пускай меня хулению подвергнут,
причислят к хулиганам и врагам,
пускай отвергнут – но не опровергнут
почтение к российским матюгам.

* * *

Избегнув и больниц, и карантинов,
а где удача, скапливаясь густо,
огромное количество кретинов
творит, как бедным кажется, искусство.

* * *

В те дни, когда нас мучит неприкаянность
и чувство, что не нужен никому,
малейшая нелепая нечаянность
затягивает в пакостную тьму.

* * *

Я потому так часто хмур,
себе печально соболезнуя,
что зря стрелу вострит амур:
мои года – броня железная.

* * *

Россией я не слишком исковеркан,
но чувствую порой осадок лютый:
в сиянии любого фейерверка
мне чудятся московские салюты.

* * *

Ничуть я не был созидателем:
лишённый данных очевидных,
всего лишь был я созерцателем,
виновным в репликах ехидных.

* * *

Еврей зачем-то Богом явно призван,
значением каким-то облечён,
поэтому врагом повсюду признан
и вечной неприязни обречён.

* * *