Одиссея капитана Флинта, или Остров без сокровищ 2

К тому же в «змеиную» версию не слишком-то вписывается вот какой факт: Грей сильно побледнел, услышав донесшийся с берега вопль.

Представим на минутку, что никакой «третьей силы» нет. Что Эбрахам Грей простой матрос. Да, служил в экипажах приватиров, привычен к кровопролитью, отлично владеет тесаком и мушкетом, — но при этом ни в каких тайных делах Смоллетта и Блендли не замешан.

С чего бы ему тогда бледнеть от какого-то непонятного вопля? В жестоких схватках, когда грозит реальная смерть, не тушуется и не бледнеет. А сейчас сидит на корабле в полной безопасности, понятия не имеет, кто и зачем на берегу заорал, — и вдруг вся кровь от лица отлила… Что за странная реакция?

А вот вариант номер два: Грей ведет смертельно опасную двойную игру, и недавно сделал в этой игре по заданию капитана весьма рискованный ход, и чувствует, что всё пошло как-то не так: косые взгляды матросов на себе ловит, намеки краем уха слышит непонятные, и Сильвер зачем-то взял на берег Алана, хотя тот с Греем в одном вахтенном отделении и должен был остаться на борту. Зачем одноногий увез его на остров? Что затевает?

И тут, словно наглядный ответ на вопрос, которым терзается Грей, — вопль с берега. Несколько больше оснований побледнеть, чем при первом варианте, не правда ли?

Может возникнуть впечатление, что Джон Сильвер творил с «третьей силой», что хотел: сначала на берег списывал, затем вообще убивать по одному начал, — а капитан Смоллетт сидел сложа руки и ничего не предпринимал.

Это не так. Человека, не способного ответить ударом на удар, мистер Блендли не послал бы на такое опасное и важное дело, будь тот хоть трижды родственником.

Смоллетт ответил. Причем нанес удары такой силы, что продуманные планы Сильвера рухнули: все дальнейшие действия пиратского главаря — сплошная череда экспромтов, попытки с наименьшими потерями реагировать на стремительно меняющиеся обстоятельства.

Известно, чем это завершилось для одноногого. Далеко не тем, на что он рассчитывал, отплывая из Бристоля.

* * *

Еще в Бристоле, до отплытия, капитан Смоллетт понял, что дело неладно: в команде идут непонятные разговоры, матросы знают то, что им знать совершенно не полагается: что экспедиция отправляется за сокровищами, что имеется карта острова, на ней крестиками помечены места, где эти сокровища зарыты.

Такое недопустимо при любых раскладах. Даже не будь на борту «Испаньолы» ни единого бывшего пирата — любые законопослушные матросы за долгий рейс к острову до самых разных нехороших вещей могут додуматься. Пиратами ведь не рождаются. Пиратами, знаете ли, становятся. Те самые законопослушные моряки становятся под давлением самых разных внешних обстоятельств. А тут обстоятельство что надо: искушение громадными деньгами.

Конечно, нехорошие мысли могут зашевелиться в матросских головах и после, на обратном пути. Но все же будет меньше времени на то, чтобы преступный замысел созрел, оформился, претворился в конкретные дела. Особенно если золото не вывозить в Бристоль, а депонировать неподалеку, в бразильском колониальном банке.

При этом капитан Смоллетт угодил в сложную ситуацию после того, как Сильвер ополовинил число его людей. Четверо из двадцати семи — совсем другое соотношение сил. В открытом противостоянии с командой, если та взбунтуется, не победить, разве только вмешается непредставимо удачное стечение обстоятельств: концессионеры и матросы поубивают друг друга, а люди Смоллетта останутся целы.

Капитан на милость его величества Случая полагаться не стал. И сделал самый разумный в сложившихся обстоятельствах ход.

Но при этом допустил две ошибки. Одна проскочила незамеченной, а вот другая стала фатальной.

Ход состоял в том, что капитан затеял разговор с концессионерами: растолковал, что команда знает совершенно недопустимые вещи, и обернуться это может чем угодно. После чего последовал недвусмысленный намек:

«И, если говорить начистоту, нужно было поручить набор команды мне».

Если бы сквайр намеку внял, Смоллетт отплатил бы Долговязому Джону той же монетой, причем с лихвой, с набежавшими процентами: перетряхнул бы экипаж, списав на берег ветеранов Флинта. Вполне вероятно, что вакансии немедленно заполнили бы не люди со стороны, а свои, проверенные, — за минувшие два месяца в Бристоль вполне мог возвратиться еще один приватир, снаряженный мистером Блендли.

Может возникнуть вопрос: а к чему все ухищрения? Коли уж Блендли так много знает, не проще ли ему затянуть еще сильнее работы по снаряжению «Испаньолы» — и отправить к острову другой свой корабль?

Не проще. Блендли узнал координаты острова лишь в ночь отплытия «Испаньолы». (Выдумка Хокинса о том, что координаты знала поголовно вся команда, нелепа и не заслуживает внимания, неоткуда и незачем малограмотным матросам знать эти цифры).

Зато «милейший человек» и закадычный приятель Трелони знал о существовании карты, даже если сквайр не упоминал ее в своей пьяной болтовне. Блендли имел сведения о карте из Саванны, от своего партнера Полларда.

И, разумеется, Блендли попытался наложить руку на карту.