Точнее, китов-то оставалось там еще много, однако принадлежали они к породам, недоступным китобоям, — либо слишком быстрые, легко уплывавшие от гребного вельбота, либо слишком крупные, убить и даже серьезно ранить которых гарпуном не удавалось. Местные китобои привыкли к такому порядку вещей, и полагали его нормальным: раз не все киты сотворены Господом для людей, так тому и быть. Ливси считал иначе: не гарпун, но разум — вот главное оружие, коим Создатель снабдил человека, и вся тупая мощь природных сил бессильна перед ним, сколь бы ни была она велика.
Но Левиафана чистым разумом не повергнуть, и доктор использовал его (вкупе с приобретенными познаниями об охоте на китов), чтобы изобрести новшество, которое, как он надеялся, совершит коренной переворот в китобойном промысле.
— Вот оно, мое детище, — сказал он с гордостью, сдернув чехол с носовой пушки. — Я долго экспериментировал, пытаясь создать нечто вроде громадного арбалета, но в конце концов пришел к идее canon à baleine, китовой пушки.
Я удивленно рассматривал небольшую вертлюжную пушку. Она напоминала трехфунтовку «Патриции», но ствол отличался иными пропорциями, был более тонким и вытянутым. Сильнее всего меня удивило то, что из жерла орудия торчало нечто вроде большого копья, либо стрелы, вовсе уж громадной. От «стрелы» тянулся прочный линь, уложенный в объемистую бухту, к другому его концу крепился небольшой бочонок, окрашенный в яркий оранжевый цвет.
— Ее специально отлили по моим чертежам, — похвалился доктор. — А в ствол забит китобойный гарпун, увеличенный почти в два раза. Теперь вельбот не нужен, и можно бить китов на гораздо большей дистанции, догоняя на шхуне даже самых быстрых из них.
— Наверное, теперь в заливе святого Лаврентия вообще не осталось никаких китов? — предположил я.
— Не совсем так… Я как раз собирался испытать свое детище, когда получил деньги и письмо от Эк… от мистера Гэрсли.
— Смело называйте его Эктором, я сам давно догадался, что вы давние и большие приятели.
— Сам догадался? Ты сделал большие успехи, мой мальчик, за годы нашей разлуки. Раньше проницательность была не самой сильной твоей стороной…
Доктор рассказал, что письмо Эктора добралось до Лабрадора сравнительно быстро (подвернулась удачная оказия). И Ливси с удивлением узнал, что я так и не съездил на остров, лишь завершаю приготовления, а сам Эктор отправляется на континент, чтобы расследовать более чем подозрительное исчезновение Эбрахама Грея.
Ливси, понятия не имея, что я вскоре буду ранен, и уж тем более не подозревая, насколько сильно ранение задержит исполнение моих планов, посчитал: отплыв в Европу, он уже не успеет меня застать, — и двинулся к острову напрямик (расплатившись за шхуну, разумеется). По стечению обстоятельств, как раз тогда отпала нужда в рискованной операции по прорыву блокады: британские власти посчитали, что убытки от разорения владельцев захиревших морских промыслов сильнее повредят интересам короны, чем может повредить потенциальное бегство отдельных жителей Лабрадора, — и блокада была снята.
Прибыв на остров, доктор понял, что ни я, ни Грей здесь побывать не успели, и решил подождать. Ожидание затянулось. Ливси и его китобои охотились на китов вокруг острова, на коз на суше, — и, если бы не козье мясо, начали бы голодать, прикончив все припасы.
— Козлятина на завтрак, на обед, на ужин… — печально говорил доктор. — Клянусь честью, я по утрам ощупывал себе голову: не начали ли прорезаться козьи рога?
— Зато, наверное, за эти три месяца ваш трюм заполнился бочками с ворванью? — предположил я, кивнув на китовую пушку.
— Если бы… Изобретение мое, милый Джим, оказалось не столь успешным, как представлялось, и нуждается в серьезной доработке.
Он объяснил, что пушка, после того как для нее серией опытов подобрали оптимальный заряд, работала идеально, посылая гарпун точно в цель. Однако прежнее китобойное оружие, лишь увеличенное в размере, не годилось для новых условий и для новой дичи: более крупные и сильные киты бились и срывались с гарпуна, убитые же наповал (случалось и такое), — тонули, и поднять их за линь не было никакой возможности.
— У быстрых китов слишком мало жира, чтобы после гибели оставаться на плаву, — печально объяснил доктор. — Для этого орудия необходимо изобретать новый снаряд, иначе смысла в нем нет: мы взяли у острова лишь четырех кашалотов, добыть которых смогли бы и обычным способом, с вельбота. Больше китов не попадалось, и мы решили произвести недолгую разведку южных вод, я к тому времени вообще сомневался, что вы с Греем появитесь здесь, и подумывал о скором возвращении… Остальное, Джим, ты знаешь.
Чтобы завершить китобойную тему и больше к ней не возвращаться, упомяну еще один момент: я с удивлением заметил золотую монету в две гинеи, приколоченную к фок-мачте, и спросил у доктора, что означает столь необычное украшение.