Орландо

Орландо резко опрокинула чернильницу на страницу и скрыла ее от глаз людских, как она надеялась, навеки. Ее трясло, она буквально кипела. До чего противно, когда чернила хлещут фонтаном непроизвольного вдохновения! Да что на нее нашло? Виновата ли сырость, Бартоломью или Баскет, – в чем же дело?! – вопрошала она. Но комната опустела, никто ей не ответил, если не считать ответом шелест дождя в плюще.

Стоя у окна, Орландо чувствовала необычайное покалывание и вибрацию во всем теле, словно соткана из тысячи струн, на которых играет гаммы то ли ветерок, то ли чьи-то подвижные пальцы. Странная дрожь пробирала ее до костей, гуляла по стопам, по бедрам, по позвоночнику. Волоски на теле встали дыбом. Руки пели и гудели, как телеграфные провода, которые загудят через каких-нибудь двадцать лет. В конце концов возбуждение, похоже, сосредоточилось в кистях, потом перешло на руку, на палец и сжалось так, что собралось в кольцо, обвившее безымянный палец левой руки. И когда она подняла ее, чтобы посмотреть на причину зуда, то не увидела ничего – ничего, кроме перстня с изумрудом, который подарила королева Елизавета. Разве этого недостаточно? – задумалась Орландо. Изумруд был самой чистой воды и стоил по меньшей мере десять тысяч фунтов. Казалось, вибрация странным образом ей отвечает (помните, что мы имеем дело с таинственнейшими проявлениями человеческой души): нет, недостаточно, и далее, с вопросительными нотками, спрашивает, что же значит сей пробел, сие неслыханное упущение? – пока Орландо окончательно не устыдилась безымянного пальца своей левой руки, сама не зная почему. И тут вошла Бартоломью с вопросом, какое платье достать к обеду, и Орландо, чьи чувства чрезвычайно обострились, бросила взгляд на левую руку вдовы и тут же заметила то, на что не обращала внимания прежде – палец обхватывало толстое кольцо из металла довольно желтушного цвета, в то время как палец Орландо оставался голым.

– Позвольте взглянуть на ваше кольцо, Бартоломью, – сказала Орландо, протягивая руку.

Бартоломью отшатнулась, словно ее ударили в грудь. Она отступила на пару шагов, стиснула пальцы и отвела руку жестом, преисполненным величавости. «Нет», – заявила она с решительным достоинством, пусть ее светлость смотрит так, если угодно, но снять обручальное кольцо ее не заставит ни архиепископ, ни Папа, ни королева Виктория на своем троне. Ее муж Томас надел кольцо на палец двадцать пять лет, шесть месяцев, три недели назад, она в нем спит, работает, стирает, молится и полагает, что в могилу сойдет в нем же. На самом деле, как поняла Орландо, хотя голос экономки дрожал и прерывался от волнения, благодаря блеску своего кольца она обретет заслуженное место среди ангелов, а если снимет хоть на секунду, то пропадет навсегда.

– Да помогут нам небеса! – воскликнула Орландо, стоя у окна и наблюдая за возней голубей. – В каком мире мы живем!

Сложность мира поражала. Ей мнилось, что весь мир окольцован золотом. Она пошла обедать. Обручальные кольца окружали ее со всех сторон. Она пошла в церковь. Обручальные кольца были повсюду. Она выехала в город. Золотые и имитация, тонкие, толстые, обычные, гладкие кольца тускло поблескивали на каждой руке. Все ювелирные прилавки заполонили кольца, только не перстни со стразами и бриллиантами, как помнилось Орландо, а простые ободки без единого камешка. В то же время она начала подмечать новый обычай, принятый среди горожан. В прежние времена застать девушку в объятиях юноши в придорожных кустах было привычным делом. Орландо самой нередко удавалось щелкнуть влюбленных кончиком хлыста, рассмеяться и пройти мимо. Теперь же все переменилось. Парочки брели ровно по центру дороги, неразрывно связанные друг с другом. Правая рука женщины была продета сквозь левую мужчины, их пальцы – надежно сплетены. И лишь когда лошади едва не касались парочек носами, они неповоротливо, словно единое целое, смещались на обочину.