Слэддер. Ну, Хваст, стоит ли мне с ним встречаться?
Хваст. Думаю, надо, сэр. Полагаю, они в деревне как раз так и звонят друг другу в двери.
Слэддер. Боже правый, для чего?
Дворецкий. Очень хорошо, сэр, я так ему и сообщу, сэр.
Слэддер. Скажу вам, Хваст, я полагаю, что мне нужен этот дворецкий, и все остальные, а?
Хваст. О, да, сэр. По крайней мере один. Это абсолютно необходимо.
Слэддер. Вы…вы не могли бы нанять какого–нибудь другого… ну, пободрее, что ли?
Хваст. Боюсь, что нет, сэр. Если вы отнесетесь ко всему этому слишком легкомысленно, другим землевладельцам это может не понравиться, знаете ли.
Слэддер. Вот как! Вот как! А что за человек этот Хиппантинг, который пришел?
Хваст. Он — тот самый человек, который спорит с епископом, сэр.
Слэддер. А, приходский священник. Да–да. Я слышал о нем. Полагаю, он бывал здесь и раньше. Лаун–теннис…
Дворецкий. Мистер Хиппантинг, сэр.
Слэддер. Здравствуйте, мистер Хиппантинг. Как поживаете? Очень рад вас видеть.
Хиппантинг. Я хотел бы побеседовать с вами, мистер Слэддер, если позволите.
Слэддер. Разумеется, мистер Хиппантинг, разумеется. Возьмите кресло.
Хиппантинг. Спасибо, сэр. Думаю, я лучше постою.
Слэддер. Как пожелаете. Как пожелаете.
Хиппантинг. Я хотел бы побеседовать с вами наедине, сэр.
Слэддер. Наедине, да? Наедине?
Хиппантинг. Мистер Слэддер, я пришел побеседовать с вами, потому что убежден, что таков мой долг. Я долго колебался, прежде чем придти, но когда по некоторым причинам это стало для меня слишком болезненно…Тогда я понял, что это — мой долг, и пришел к вам.
Слэддер. О да, то, что называют зовом долга. Да, именно так. Да, совершенно верно.
Хиппантинг. Мистер Слэддер, многие из моих прихожан ознакомились с той вещью, которую вы продаете под видом хлеба.
Слэддер. Что? Вирилус?
Хиппантинг. Да. Они платят за него больше, чем платили за хлеб, поскольку им, бедным глупцам, кто–то рассказал, что «нужно покупать все лучшее». Они поверили, что лучшим является продукт, который именуют вирилус, бедные глупцы, и от этого продукта они начинают болеть. Болезнь не настолько опасна, чтобы я мог доказать свои обвинения, и доктор ничем не может мне помочь.
Слэддер. Понимаете ли вы, мистер Хиппантинг, что если вы прилюдно повторите то, что сейчас сказали мне, вы за это отправитесь в тюрьму, если не сможете заплатить весьма внушительный штраф — последствия будут просто ужасные.
Хиппантинг. Я это понимаю, мистер Слэддер, потом и пришел к вам — к последней надежде для моей паствы.
Слэддер. Понимаете ли вы, что сейчас вы нападаете на бизнес? Я не хочу сказать, что этот бизнес чист, как слеза. Но я скажу, что в бизнесе — вы можете этого не понимать — идешь вверх или идешь вниз; а если не будет моего бизнеса, не будет бизнеса другого человека, который пытается выжить меня — кто же тогда будет торговать? Я не знаю, что станется с Англией, если вы станете нападать на ее торговлю, мистер Хиппантинг… Ну?… Мы рухнем оттого, что занимались бизнесом в белых перчатках, а что будут делать другие страны, мистер Хиппантинг? Можете вы мне ответить на этот вопрос?
Хиппантинг. Нет, мистер Слэддер.
Слэддер. Ах! Так я вас обошел?
Хиппантинг. Да, мистер Слэддер. Я не так понятлив, как вы.
Слэддер. Рад, что вы уловили суть дела. Что до понятливости, у меня самого ее не особенно много, но я пользуюсь тем, что мне дано природой. Ну, вы еще что–то хотели сказать?
Хиппантинг. Только умолять вас, мистер Слэддер, подумать об этих несчастных людях.
Слэддер. Ну вот! Вы же признали, что у человека может быть собственный бизнес, к которому нельзя относиться так, как к обычной вечеринке. Чего еще вы хотите?
Хиппантинг. Я хочу, чтобы вы спасли их, мистер Слэддер.
Слэддер. Спасти их? Спасти их? Да что же с ними происходит? Я ведь не убиваю их.