Питер Пэн и Венди

Надо тебе сказать, что Питер и не подозревал, какая трагедия разыгралась наверху. Оставшись в одиночестве, он поиграл немножко на дудочке, тщетно пытаясь уверить себя, что ему всё безразлично и что он и один отлично проживёт. Тут он вспомнил о лекарстве и решил, что не будет его пить — назло Венди. Потом улёгся на кровать, прямо на покрывало, чтобы ещё больше ей досадить. Она всегда следила, чтобы мальчики хорошенько укрывались. Кто знает, говорила, она, а вдруг к утру похолодает? Тут он чуть не расплакался. Но, подумав о том, как рассердилась бы Венди, если бы узнала, что он смеётся, — нарочно рассмеялся, да так, смеясь, и заснул.

Иногда — правда не часто — Питер видел сны. Сны эти бывали намного грустнее, чем у других мальчиков. Они продолжались часами. Он горько плакал во сне, но не просыпался. Должно быть, сны эти были как-то связаны с загадкой его существования. Венди, бывало, заметит, что он плачет во сне, посадит его к себе на колени и начнёт нашёптывать ласковые слова. А когда он затихал, она клала его обратно в кровать, осторожно, стараясь не разбудить, чтобы он не узнал об унижении, которому она его подвергла.

Но в этот день Питер заснул сразу, и во сне ему ничего не снилось. Он спал спокойно и безмятежно, одна рука свесилась с кровати, а ногу он подогнул под себя. Так, беззащитным, и нашёл его Крюк. Он молча стоял у входа, глядя на своего врага. Какие думы волновали капитана? Неужто сердце его не дрогнуло от жалости? Мы знаем, что этот человек не вовсе был лишён добрых чувств. Говорят, он любил цветы и нежную музыку и даже сам неплохо играл на клавесине. Призна́емся, что вид спящего Питера глубоко взволновал его. Возможно, лучшие чувства взяли бы верх и он бы покинул подземный дом ни с чем, если бы не одно обстоятельство.

Видишь ли, даже во сне Питер выглядел страшно самонадеянным. Приоткрытый в улыбке рот, свисшая вниз рука, нога, дерзко согнутая в колене, — во всей его позе была такая самонадеянность, какой ещё не видывал свет. Сердце у Крюка окаменело. Если бы оно и разорвалось теперь от ярости на тысячу кусочков, каждый из них вырвался бы из его груди и кинулся бы на спящего обидчика.

Свет от ночника падал на кровать, в которой спал Питер. Крюк же стоял в темноте Он хотел шагнуть вперёд, он неожиданно наткнулся на преграду. Это была не доходившая до верха дверца от дерева Хвастуна. Поначалу Крюк её не заметил, так как смотрел поверх неё. Он попытался её открыть, но, к ярости своей, обнаружил, что она заперта изнутри, а до задвижки ему не дотянуться. Его воспалённому воображению померещилось, что в лице и во всей фигуре спящего Питера самонадеянности ещё прибавилось, и он изо всех сил затряс дверь. Когда и это не помогло, он налёг на неё всем телом. Неужто Питеру и на этот раз удастся спастись?

Но что это? Крюк увидел стакан, в который Венди налила лекарство для Питера. Стакан стоял на приступочке, совсем близко от Крюка. Он тут же разгадал, что́ в стакане, и понял, что Питер теперь в его власти.

Чтоб не попасть живым в руки врагов, Крюк всегда носил с собой смертельный напиток. Крюк изготовил его сам, смешав яд из множества колец с секретом, которыми он в своё время завладел. Он долго кипятил эту смертельную смесь, пока не получил жёлтую жидкость, неизвестную науке. Возможно, это был самый ужасный ядом из всех существующих на земле.

Он добавил в стакан Питера пять капель этого яда. Рука его дрожала — впрочем, скорее от радости, чем от стыда. Он не смотрел на спящего — не потому, что боялся пожалеть его, а просто чтобы не пролить ни капли яда. Затем он кинул на Питера долгий торжествующий взгляд, круто повернулся и полез в дерево. Когда он выбрался наконец наверх, можно было подумать, будто сам дух зла вырвался из заточения на волю. Сдвинув шляпу набекрень, он завернулся в плащ, словно стремясь укрыться от ночи (только сам он был чернее самой кромешной тьмы), и, бормоча что-то себе под нос, скрылся меж деревьев.

А Питер всё спал. Свеча оплыла и погасла, комната погрузилась во тьму, а он всё спал.

Было, должно быть, часов десять по Крокодилицыным часам, когда он внезапно проснулся и сел на кровати. Кто-то тихонько стучался в дверь его дерева.

В ночной тишине стук этот казался почти зловещим. Питер пошарил вокруг, нашёл в темноте свой кинжал и крепко сжал его в руке. Потом он крикнул:

— Кто там?

Долгое молчание было ему ответом.

— Кто ты? Отвечай!

Тишина.

Питер пришёл в восторг. Пуще всего в жизни он любил таинственность. В два прыжка он очутился у двери. Его дверь доходила до самого верха, не то что у Хвастуна, и что за ней — он не видел.

— Отвечай, а то не открою! — крикнул Питер.

В ответ послышался нежный звон:

— Впусти меня, Питер!

Динь! Питер распахнул дверь. Динь влетела в комнату, вся растрёпанная и взволнованная. Лицо её раскраснелось, а платье было заляпано грязью.

— Что случилось?

— Ни за что не отгадаешь! — кричала Динь. — Попробуй догадайся с трёх раз!

— А ну, выкладывай! — заорал Питер.