Плавучий мост. Журнал поэзии. №1/2016

Мужчина, увязший в своей пустоте,
делит зачем-то с тобою постель,
но прерывает волшебный акт;
ты к нему эдак, ты к нему так,
он же, просто надев штаны
(руки, крики твои не нужны),
хочет из жизни твоей уйти,
ты как кочка на ровном пути.
Завтра тебе, еле-еле живой,
ехать по долгой такой кольцевой,
и возрождаться, отращивать «я»,
колышек вбить, где граница твоя.

Знаешь, а всем на тебя наплевать.

Не кантовать тебя, не ницшевать.
В этом особая, чёрт, благодать.

Германия

Меня пересекает стена.

Она проходит

по центру
вдоль тела,
делая петлю в области сердца,
прорезая его по Солнечной аллее.

Левое ухо

не слышит то,
что узнало правое.

Правая ноздря

не чует аромата,
которым
наслаждается
левая.

Мой язык

разрезан,
как змеиное жало.

Только левое и правое

полушария мозга
передают друг другу сигналы.

Почему я всё ещё не привыкла к боли?

Почему мне снится, что, пытаясь встать,

я срастаюсь и на мне нет шрамов?

«Кем осталась я после нежной дружбы с тобой?..»

Кем осталась я после нежной дружбы с тобой?
Деревом или косточками в его плодах?
Я уже никогда не узнаю, что значит боль,
Даже если как ценность её никому не отдам.

Может (скажешь), я стала ещё живей,

Тронешь пальцем меня, и рана кровоточит?
Из таких деревьев, как я, не строят церквей,
Потому что Слово в храмах таких горчит.

Посмотри, как прекрасна падалица моя!

Ей не нужно стремиться к небу – страх высоты.
И без спила понятно: я старше, поблекла явь
И корней не пускают ни храмы мои, ни кресты.

Я отныне статична, мне некуда больше бежать,

Но я в силах носить в себе дупла и гнёзда других,
Подставлять своё жёсткое тело, снимать беспокойный жар
И тихонечко петь сочинённый с тобою гимн…

«Ты касался лица моего, а во мне пели колокола…»

Ты касался лица моего, а во мне пели колокола
(этот медный язык тихой церкви в моём городке),
и, задрав подбородок, под звонницей девочка шла,
пятилетняя девочка (я?) налегке, налегке…

Ты меня обнимал, а внутри меня плыли суда,

и гружёные баржи, и льдины, и сонмища рыб,
я впустила в себя эти реки, не помню когда,
не с рожденья – тогда во мне жили другие дары…

Ты входил в моё лоно. И лиственнице – небес

головою касаться, вспархивать – голубям,
танцевать – сполохам!.. А мне, повинуясь судьбе,
быть церквушкой, рекою, деревом, но без тебя.

«На дне моря – барханы…»