— Беспокоишься, что Гром из него отбивнушку сделает? — спросил Шамал. — Если нет, то я очень удивлюсь, потому что это меня беспокоит.
— Не думаю, что Кею отравят в первом же бою — это Белу не с руки. Потеряв его так рано, бои перестанут быть такими зрелищными. Я удивляюсь, как он Грома вообще с ним поставил.
— Не он распределяет участников боев. Этим занимаются другие люди. Помощники распределителя. Путем жребия.
— Жребия? Раньше раскидывали участников, сопоставляя физические данные и популярность.
— Мукуро, наивный. Бельфегору так показалось интересней — вот и все.
— Ваши насмешки неуместны и мне уже поперек горла, так что попрошу вас соблюдать приличия хотя бы немного.
— Хорошо… Ваша Светлость, — пожал плечами Трайдент.
— Вот только не надо уходить в официальность! Я имел в виду… да ладно, проехали. — Мукуро махнул рукой и уставился в окно. — Гром — хороший противник. Если Кея умрет от его руки, то это не так страшно.
— Кого вы обманываете, граф? Вы боитесь. Полагаю, что даже больше, чем я.
Мукуро усмехнулся. Нет, он вовсе не боялся. Не сейчас, не в первом бою. Хибари выиграет, в этом не было сомнений. Бояться нужно будет потом, когда начнут травить участников. И когда этих участников останется с десяток.
А до этого времени им с Шамалом выпала работа по поиску противоядия, и будь они прокляты, если не найдут его.
========== Глава 52. Стимул ==========
В дверь громко постучали, а потом в приоткрывшееся решетчатое окошко просунулась рука и оставила поднос с едой на подставке под отверстием.
Хибари сонно моргнул и сел на постели, откидывая ветхое покрывало.
На завтрак предлагались чуть подгнившие яблоки, серая каша с обуглившимися котлетами, пара сухих корочек ржаного хлеба и подозрительная субстанция, гордо именуемая напитком. Ну, как всегда. Обед был чуть богаче, а ужин совсем скудным — было трудно привыкнуть к таким «яствам» после заточения в замке Мукуро, где его откармливали как на убой всевозможными блюдами, приятными и на вид, и на вкус.
В камере постоянно витал затхлый запах мочи и фекалий, было нестерпимо душно и влажно, и каждое утро начиналось с адского желания встать под прохладные струи воды. Сразу лезли дурацкие воспоминания о тихой речке далеко в полях и…
Хибари встряхнул головой и с остервенением впился зубами в зачерствелый хлеб.
Оливьеро — вот единственный человек из их маленькой компании, кто не особо страдал от нахождения в этих отвратных условиях. Она спелась то ли с капитаном, то ли с лейтенантом местной стражи, и, соответственно, ей давались неплохие поблажки: еда получше, камера рядом с выходом, где посвежее, отдельная купальня, защита от нападок других бойцов и даже прогулки за пределами внутреннего двора.
Но вот никто и не думал ей завидовать.
Доев свой скудный завтрак, Хибари поднялся и принялся неторопливо прохаживаться по камере, разрабатывая ноющую ногу. Шамал говорил, что, может быть, его нога снова заработает как прежде, но прошло уже столько времени, а все осталось как прежде. «Хромоножка» — дурацкое прозвище, которое дал ему Чейз, вряд ли теперь от него открепится.
Помимо застарелого ранения нерва, из-за которого он и не мог передвигаться нормально, еще беспокоили треснувшее ребро и несколько чуть менее серьезных режуще-колющих ран. Это ничуть не помешает его безусловной победе в завтрашнем бою, но без них было бы все же лучше.
Загремел замок, распахнулась, скрипя, дверь, и на пороге появилась рослая фигура стражника.
— Выходи. Твой последний тренировочный день, — кивнул в сторону он, посторонившись. Хибари скептично хмыкнул на такое невозможное утверждение и вышел.
— Эй-эй, дикий, не трясутся поджилки перед завтрашним боем? — крикнул кто-то из бойцов, тоже ведомый на тренировочную площадку.
— Да Гром его размалюет, ты че, — хихикнул еще один.
Хибари счел себя выше того, чтобы отвечать что-то подобным дегенератам.
— Что такое, дикий, так боишься, что слова сказать не можешь?
— Ахаха, у него аж нога отказала от страха.
Ухмыляющиеся стражники все же вмешались в столь неприкрытую провокацию и быстро утихомирили шутников несколькими ударами по ребрам.
До некоторых людей простые слова не доходят.
По дороге Хибари увидел, как выводят из камеры Скуало, причем его заковали в кандалы, а на его лице красовался свежий кровоподтек. Опять он подрался со стражей, придурок неугомонный.
— Ты заметил, что тебе дали прозвище? — спросила у него Оливьеро, когда они собрались в тренировочном зале. Точнее, Хибари спрятался, как всегда, в дальнем углу, чтобы побыть в одиночестве, подальше от раздражающей толпы, но вокруг него снова навалила куча народа. — «Дикий»? Серьезно? Ммм, я бы выбрала что-нибудь более подходящее… Милашка. Или уголек.
— Уголек? — обалдел Скуало. — Он же белый как бумага, какой из него уголек?
— Зато горячий, — игриво толкнула Хибари бедром женщина, и Кея недовольно отодвинулся. — И очень грубый.
— Уголек, черт подери, — фыркнул Скуало. — Уж лучше Дикий.
— Хибари Кея лучше всего, — вздохнул Хибари и устало потер переносицу. Как же давно он не был в одиночестве.