Планирование не исключает полезных случайностей. Тысячелетиями люди использовали волокна (такие как хлопок, шерсть или шелк) из источников случайных в том смысле, что они являлись продуктами контингенций выживания, не имевших тесной связи с контингенциями, которые сделали их полезными для людей. С другой стороны, синтетические волокна явно разрабатывались специально, и при этом учитывалась их полезность. Но производство синтетических волокон ни в коей мере не делает менее вероятным появление новых видов хлопка, шерсти или шелка. Случайности по-прежнему происходят, и более того, те, кто исследует новые возможности, им способствуют. Можно сказать, что наука максимизирует случайности. Физик не ограничивает себя температурами, возникающими по погодным капризам: в своих исследованиях он использует очень широкий диапазон последовательных значений температуры. Ученый, изучающий поведение, не ограничивает себя режимами подкрепления, которые наблюдаются в естественной среде: он конструирует большое разнообразие режимов, некоторые из которых могут никогда не возникнуть случайно. В случайной природе случайных событий нет ничего хорошего. Культура развивается по мере того, как появляются новые модели поведения и происходит их отбор, и нам незачем ждать их случайного возникновения.
Другой вид сопротивления проектированию новой культуры может быть выражен словами: «Мне это не понравится»93
, или (в переводе) «Эта культура будет аверсивной и не будет давать мне подкреплений в той форме, к которой я привык». Слово «реформа» не пользуется популярностью, поскольку обычно ассоциируется с разрушением подкрепляющих стимулов: «Пуритане вырубили майские деревья, а конек-скакунок позабыт»94. Однако проектирование новой культуры неизбежно схоже с реформированием и практически всегда подразумевает замену одних подкрепляющих стимулов другими. Например, устранить угрозу — значит устранить волнующий трепет бегства. В лучшем мире никто не будет «в зарослях крапивы опасностей срывать цветок — безопасность»95. Подкрепляющая ценность отдыха, развлечений и досуга неизбежно снижается по мере того, как труд становится менее принудительным. Мир, в котором отсутствует необходимость духовно-нравственной борьбы, не даст подкрепления за ее благоприятный исход. Ни один новообращенный не испытает облегчения, которое почувствовал кардинал Ньюмен, освободившись «от гнета тяжкой тревоги». Искусство и литература больше не будут опираться на такие контингенции. У нас больше не будет причин восхищаться людьми, которые терпят лишения, сталкиваются с опасностями или стараются стать лучше. Возможно, даже фильмы и книги о них не будут представлять для нас большого интереса. Искусство и литература новой культуры будут посвящены другим темам.Это невероятные изменения, и их, естественно, стоит тщательно обдумать. Проблема заключается в том, что нужно спроектировать мир, который понравится не нынешним людям, а тем, кто будет жить в нем. «Мне это не понравится» есть жалоба индивидуалиста, который собственную чувствительность к подкреплениям рассматривает в качестве универсальной ценности. Мир, который пришелся бы по душе современным людям, лишь увековечил бы статус-кво. Он будет им нравиться, потому что людей научили любить его, причем по причинам, которые не всегда изучены. Лучший мир понравится живущим в нем, потому что он будет создан с учетом того, что дает или может давать наибольшее подкрепление.
Полный разрыв с прошлым невозможен. Проектировщик новой культуры всегда будет ограничен рамками своей культуры, потому что он никогда не сможет полностью освободиться от особенностей, сформированных той социальной средой, в которой он жил. В какой-то степени он неминуемо спроектирует мир, который нравится ему самому. Более того, новая культура должна быть привлекательна для тех, кто станет в ней новоселом, а они неизбежно являются продуктами старой культуры. Однако в рамках этих практических ограничений нужно суметь минимизировать влияния случайных характеристик существующих культур и обратиться к источникам того, что люди называют благом. А первоисточник следует искать в эволюции видов и эволюции культуры.
Иногда говорят, что научное проектирование культуры невозможно, поскольку человек просто не примет того факта, что им можно управлять. Как писал Достоевский, даже если смогут доказать, что человеческое поведение полностью детерминировано, человек
«…и тут не образумится, а нарочно напротив что-нибудь сделает, единственно из одной неблагодарности; собственно чтоб настоять на своем. А в том случае, если средств у него не окажется, — выдумает разрушение и хаос, выдумает разные страдания и настоит-таки на своем! […] Если вы скажете, что и это все можно рассчитать по табличке, и хаос, и мрак, и проклятие, так уж одна возможность предварительного расчета все остановит и рассудок возьмет свое, — так человек нарочно сумасшедшим на этот случай сделается, чтоб не иметь рассудка и настоять на своем!»96