Под грозой и солнцем

А лед все скрипел, волнисто колыхаясь под ногами. Впереди темнели очертания леса, позади поблескивали огоньки деревни. Но никто не оглядывался. Нельзя смотреть назад, когда идешь по слабому льду. Замешкаешься на месте — лед под тобой провалится. Страшно — прибавь шагу и иди вперед, только вперед. Как в бою. Если в атаке остановишься или повернешь назад — наверняка погиб. Так и в жизни: чем больше трудностей, тем упорнее иди вперед. Порой бывает страшно. Ничего не поделаешь. Надо побороть страх. Даже если идешь на верную гибель. Смелость и быстрота могут спасти положение.

«Черт знает, как тут обойдется, — подумал Николай. — И надо же нам было сегодня прийти!»

Анни и Нийккана были совсем рядом. Молодость и любовь! Им, наверное, казалось, что на слабом льду, как и в жизни, безопаснее быть вместе.

— Да разойдитесь же вы, черти полосатые! — крикнул им Николай.

Но было уже поздно. Вдруг Нийккана провалился в воду. Анни испуганно вскрикнула.

— Держись за веревку, держись крепче! — кричал Николай.

— А ты тяни, тяни! — донесся голос Ховатты.

Веревка была длинная. За ее концы крепко держались Ховатта и Николай. Упираясь ногами в скользкий лед, они тянули веревку изо всех сил. Громко всхлипывая, Анни тянула вместе с ними.

— Лежи, держись на льду! — советовал Николай Нийккане.

— Не оставляйте его, не оставляйте! — сквозь слезы повторяла Анни, будто кто-то мог оставить товарища в беде.

Как только Нийккана старался ухватиться за лед, тонкая кромка перед ним каждый раз обламывалась. Мешали лыжи, болтавшиеся где-то в воде, крепко прикрепленные к ногам.

— Держусь, держу-усь! — крикнул Нийккана.

Наконец ему удалось выбраться на крепкий лед.

— Лежи, пока не поднимайся! — посоветовал ему Ховатта из темноты.

Ветер шумел, лед потрескивал.

Нийккана все же ухитрился встать на ноги.

— Так. Поехали! — обрадованно сказал он как ни в чем не бывало.

— Ничего, берег уже близко. Только держитесь подальше друг от друга! — ободрял всех Николай. — Тут вам не свадьба.

Скоро они добрались до берега. В хорошо защищенном от ветра месте разожгли костер. Нийккана снял мокрую одежду, натянул сухие штаны, ватник и выпил водки.

Первый, кого они встретили в поселке, был Ларинен. Николай узнал его в темноте по мохнатой шапке-ушанке.

— Пришлось вернуться, — коротко объяснил Николай.

— Я так и знал, — так же просто ответил Вейкко.

— Вот он даже выкупался, — Николай кивнул головой в сторону Нийкканы.

Ларинен рассердился:

— Небось шли кучей?

Из палатки вышла Ирина. Узнав о случившемся, она забеспокоилась:

— Что вы делаете? Разве можно так! Идемте, у нас горячий чай.

— Чай — это хорошо! Пошли, Нийккана! — Анни потянула его за рукав.

— А день рождения мы сегодня все-таки справим. Пойдем в нашу палатку, — пригласил Николай, — там больше места.

Снимая тяжелый рюкзак, Николай спросил у Ларинена:

— А как с оконными рамами, получим вовремя?

— Столяры даже сейчас работают, — Ларинен указал на готовый домик, где горел свет.

— Ну, и за нами, плотниками, дело не станет.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Снег. Никем не тронутые сугробы.

Удивительно, как снег может держаться такими огромными пышными шапками на тоненьких, в два-три пальца толщиной елочках! Ветки деревьев дугами сгибаются под тяжестью снега, бережно поддерживая своими иголочками эти белые ноши.

Большая снежная шапка, не удержавшись на вершине высокой сосны, падает вниз, сшибая по пути комья снега и осыпая все кругом серебристой снежной пылью. И тогда ветки свободно распрямляются, словно отряхиваясь.

В зимнем лесу кажется, будто кто-то развесил по деревьям сушиться на солнышке много ослепительно белых подушек, а потом забыл о них.

Чего только зима не лепит из снега в глухом лесу! Тут и снежные бабы, да не простые, а с закинутой назад или набок головой, а иногда даже двуглавые. Над кустами можжевельника застыли снежные лошадки и верблюды с такими округлыми чертами, будто это плюшевые игрушки, привезенные из детского сада. Старые толстые пни кажутся ушатами, из которых через край обильно переливается бродящее белое тесто. Все так пушисто, округло и так сказочно, что невольно кажется, будто все эти снежные бабы, лошадки, верблюды и зайчики вот-вот закружатся в быстром хороводе вокруг елок. Но они стоят неподвижно, а кругом тишина. Нет здесь ни дыма, ни гудков, ни голосов.

До ближайшего человеческого жилья — двадцать пять километров.

Узкий и вытянутый залив окаймлен нетронутым лесом, а далеко за заливом простирается озеро Сийкаярви, противоположный берег которого едва выделялся на фоне снега и пасмурного неба. Да и то не сам берег, а лишь цепь отдельных островков.

И вдруг на берегу залива задымилась баня. Она казалась ненастоящей, как будто сошедшей сюда со страниц детской книжки: до того она напоминала картинку из сказки о злой колдунье. С крохотной дверью и малюсенькими оконцами, баня была такой низкой, что сразу и не поймешь, что выше — стены или сугробы.