Под грозой и солнцем

От бани к лесу идет небольшая, почти квадратная равнина, а на ней торчит нечто такое, что резко нарушает гармонию пушистого сказочного леса. На небольшом расстоянии друг от друга в зимнее небо тянутся четыре печные трубы. Печи без человеческого жилья, одинокие и холодные на фоне чистого спокойного леса.

Стало темнеть. Баня дымит и дымит. Перед ней усердствует человек в валенках и ватнике, опоясанный солдатским ремнем. В бане он нашел сухие дрова, спички и соль, как и должно быть по старому, неписаному закону во всех лесных избушках для рыбаков и охотников. Но каждый обязан и сам оставить после себя чистоту, порядок и по крайней мере запас сухих дров и спички. Человек в ватнике притащил из леса сухую сосну и теперь колол дрова. Баня топилась по-черному, без дымохода. Густой дым валил из нее через открытую настежь дверь.

Человек закончил работу и, низко согнувшись, вошел в баню. Когда баня топится по-черному, в ней нельзя ни стоять, ни сидеть, можно лишь лежать на полу. Человек лег головой к двери, закурил и стал смотреть на уродливые трубы печей.

«Вот и здесь когда-то жили люди! — размышлял он про себя. — У каждого были свои горести и радости, трудились, любили, рождались дети, умирали старики…»

Еще до войны ему однажды пришлось побывать здесь. Тогда на этом месте стояло четыре домика. Назывались они деревней Хаукилахти. В одном из этих домиков ночевал и он, Вейкко Ларинен. Судьба вторично забросила его в эти места. Тогда тоже была зима, но его согревал огонь одной из этих печей, которая теперь так уродливо торчит на ровной белой поляне. Его согревали тогда своим гостеприимством жившие здесь люди. Некоторых из них теперь уже нет в живых, а другие давно разбрелись по свету.

Сюда никогда не было дороги, не было даже лесной тропинки. Был только один путь, широкий и вольный, — озеро Сийкаярви. Летом на лодке, зимой на санях или на лыжах люди ездили до ближайшей деревни Кайтаниеми. Ранней весной и осенью они были отрезаны от остального мира ненадежным, обманчивым льдом. И люди жили себе потихоньку. Мужчины уходили осенью на лесозаготовки и возвращались весной на полевые работы. Рыбачили, ходили на охоту. Школьники проводили здесь лишь летние месяцы и недели две — зимой. Весной, с возвращением мужчин и с приездом школьников на каникулы, люди узнавали новости. Тем дороже был здесь каждый новый человек. Как они радовались тогда приезду Ларинена! Одни занялись баней, другие — стряпней, третьи выветривали для него на ночь и без того чистые пуховики.

Вейкко уже позабыл тему доклада, с которым он приезжал сюда. Ему пришлось говорить обо всем, что происходило тогда в районе, в Карелии, по всей стране, о международных событиях. А ночью, до самой зари, ему рассказывали сказки, пели руны, наперебой приводили пословицы и загадки. Сколько же их знали тут!

И кому понадобилось сжечь эти дома?

Становилось все темнее. На снегу перед баней ярко заиграли бледно-желтые отблески от горящей печки.

Ларинен подложил еще дров, зачерпнул котелком снегу и стал кипятить чай, в ожидании которого смотрел на игру танцующего оранжевого света. Это свет пожара. Он не видел, как сгорела деревушка Хаукилахти, но живо представил себе, как это было. В войну он не раз видел в Карелии, как горят зимой дома в лесу.

Он видел пожары без людского крика и суеты. А люди были. Солдаты. Их были сотни. Они лежали на снегу. Две цепи на разных концах поляны. Лежали и смотрели, как огонь бушевал в человеческом жилище. Трещали горящие бревна, с грохотом проваливалась крыша. Столб искр взлетал в темное небо. А потом вдруг, словно стыдясь своего безумства, искры останавливались, кружились на месте и гасли. Иногда раздавались одиночные выстрелы и пулеметные очереди.

Сколько бы войны ни уничтожали и ни жгли городов и деревень, человек своим трудом воздвигал их всегда неизмеримо больше. Многие разрушенные войной города стали теперь намного лучше и краше. А здесь, в глухом лесу, ничего пока не восстановлено и не построено ничего нового. И вот сегодня сюда пришел на лыжах прораб строительства нового поселка, но отнюдь не для того, чтобы развернуть тут строительные работы. Он пришел пока лишь для того, чтобы использовать, заставить жить снова эти печи, камень которых так хвалят.

Ларинен знал судьбу почти всех жителей этой деревни. Двое умерли от старости. Один из них, Охво, хозяин этой бани и крайнего домика, похоронен где-то здесь. Три старика живут и по сей день со своими сыновьями в Виртаниеми. Дети выросли, многие из них работают на лесопункте электропильщиками и трактористами. А вот парнишка из второй избушки года четыре назад окончил университет и теперь работает над кандидатской диссертацией о карельском фольклоре. Видно, сильно запали ему в душу руны и сказки, которые он впервые слыхал здесь от дедов и которые так широко бытуют в этих краях.

Война не могла сломить стремление людей строить, созидать. Они, конечно, придут сюда снова с машинами, чертежами и с логарифмическими линейками в руках.