Под грозой и солнцем

— А-вой-вой, и до чего нонче народ дошел! — сокрушался Теппана. — Дела-то решать беретесь, а законов не знаете. Так вот слушайте, что я вам скажу. Менклатура — это такой закон, что если попал человек на какую должность, то снять его нельзя. Можно перевести на другую, можно повысить, а снять совсем нельзя. Вот что такое менклатура!

Звонкий хохот покрыл слова Теппаны.

— Ничего не поделаешь, раз народ не признает такого закона, — сказал, улыбаясь, Вейкко.

Теппана, оскорбленный до глубины души, повернулся и, пробравшись сквозь толпу, ушел с собрания.

— Зятю пошел жаловаться, — услышал он за спиной чей-то смех.

Не знал старый Теппана, что и зять его не числится больше ни в какой «менклатуре».

…Ларинен был единодушно избран председателем колхоза Кайтаниеми.

На следующее утро Кюнтиев сдавал склад, кассу и учетные книги. Каждую копейку и каждый грамм колхозного добра заносили в акт передачи. Кроме ревизионной комиссии, при этом присутствовали Нийккана Лампиев — новый колхозный счетовод и Ховатта — кладовщик.

В правлении толпился народ. Колхозники мрачно посматривали на Кюнтиева. Недостачи комиссия не обнаружила. Все, что имелось в амбарах и в кассе, все, что было израсходовано, находилось на строгом учете. Только доброго отношения председателя к людям не значилось в инвентарных книгах, поэтому его не могли занести и в акт.

Поздним вечером Кюнтиев с женой отправились в дорогу. Провожал их только, один Ларинен. Люди смотрели из окон на отъезд бывшего председателя, но никто не вышел попрощаться, никто не махал ему вслед рукой. Кюнтиев тоже не оглядывался.

Когда машина скрылась за поворотом, Ларинен вдруг почувствовал, что ему холодно. Мороз крепчал. Небо было безоблачным. Холодный лунный свет серебристо поблескивал на сугробах. В окнах маняще мигали теплые огоньки. Ларинен быстро зашагал к дому. По пути его окликнул Иивана Кауронен:

— Ты что это налегке бегаешь? Заходи в избу. Самовар на столе.

Вейкко стал отказываться, сославшись на то, что его ждут дома.

— Домой всегда поспеешь, а вот со старым человеком недолго уже осталось говорить. Старших слушать надо.

В избе Кауронена было чисто и тепло. Над столом ярко горела электрическая лампочка под голубым абажуром. Старинный очаг пийси был задернут занавеской в знак того, что им давно не пользовались. В углу стоял радиоприемник, оттуда слышалась приглушенная мелодия. Старик выключил приемник, усадил гостя за стол и стал наливать чай. Жена Ииваны, старая Насто, пришла из хлева и, вымыв руки, начала цедить молоко.

— Где же наши гуляют? — спросил старик у жены о сыновьях. — В красном уголке небось? Ладно, без них поговорим.

Однако старик не сразу приступил к делу. Он помолчал, а потом спросил:

— Как думаешь, долго ли морозы будут держаться? — И сам себе ответил: — Я полагаю, в этом году весна будет ранняя, дружная.

Потом опять помолчали. Вдруг старик спросил в упор:

— Ну, как станешь к делу приступать? Куда народ определишь? Конечно, обмозговать это надо, посоветоваться. Я к тому, чтобы знал: из нашего дома три брата выйдут в поле. А двое — Николай и Мийтрей — останутся в поселке, там тоже народ нужен. Значит, трое. И я буду помогать, сколько смогу, но я не в счет.

Со стороны Сийкаярви уже несколько недель дул холодный ветер. Шел мелкий колючий снег. Временами становилось теплее, а потом опять ударяли морозы. С проселочной дороги все чаще доносился звон бубенцов. До наступления весны в деревню нужно было завезти как можно больше строительного леса, кирпича, глины.

Ларинен боялся, что в колхозе он будет скучать по строительству, но теперь увидел, что именно тут-то и надо строить. Нужно было уже в этом году построить новую конюшню, свинарник, сушилку, хранилище для овощей и картофеля. Только бы хватило времени, средств и рабочей силы! Колхозники тоже строили дома. В деревне стояло уже пять срубов. Лес для своего дома привез и Ларинен. Он решил строиться на месте прежнего Ирининого дома. Здесь уцелел фундамент, который можно было использовать, и памятные березки украшали двор.

Как ни мало времени было у Вейкко, ему все же удалось подновить старый фундамент. Теперь можно было класть первые венцы. Он смог бы уложить их и сам, но Иивана Кауронен обещал помочь, и Ларинену не хотелось огорчать старика отказом.

Дядя Иивана собирался сегодня отделать горницу у Ховатты, но его там не оказалось. Жена Ховатты сказала, что старик устал и ушел домой отдохнуть.

Что ж, пусть отдыхает, и Ларинену не к спеху.

Иивана Кауронен действительно пришел сегодня домой раньше обычного. Все тело у него ломило, руки и ноги не слушались, сердце билось как-то необычно глухо, временами темнело в глазах.

Но Иивана ни на что не жаловался. Он только сказал своей Насто:

— Не истопить ли нам баню?

— Посреди недели-то? — удивилась Насто, но возражать не стала. Раз старик попросил баню — значит, не зря.

Иивана сам пошел помогать жене. Пока Насто разводила огонь, он натаскал дров. Потом они вместе наносили с озера воды.