Под грозой и солнцем

Еще не зная, где он будет ночевать, Вейкко решил зайти к тем молодым супругам, с которыми Ирина жила последние месяцы в Петрозаводске. Он должен и им передать пакет от Ирины.

Дома был только Саша. Прочитав записку Ирины, он обрадовался.

— Как хорошо, что вы пришли! — засуетился он, не зная, за что взяться: за пальто ли Вейкко или за уборку квартиры. Пол был грязный, на кухне — груда немытой посуды. — Я тут один пока, — извиняющимся тоном сказал Саша и стал подметать пол.

— А где ваша жена? — спросил Вейкко.

— В больнице! — Саша произнес это с гордостью. Вейкко изумленно посмотрел на него. Саша пояснил: — В родильном доме. Теперь все в порядке. У нас — сын! Здорово, понимаешь! — Он незаметно перешел на «ты» и так продолжал весь вечер. — Правда, я еще не видел, но знаю — почти четыре килограмма!..

— Ну, ну, перехватил, наверно, — Вейкко рассмеялся.

— Честное слово! Могу показать записку. Через несколько дней они будут дома. Увидишь сам… Потом расскажешь Ирине, какой у нас наследник. А к приходу Гали организуем пир. Верно?

Вейкко не стал объяснять, что не сможет так долго задерживаться. Про себя он усмехнулся: хорош председатель, если будет четыре дня бездельничать в городе в разгар подготовки к севу!

Без слов договорились, что Вейкко останется ночевать здесь. Саша сказал:

— Ты будешь спать в бывшей Ирининой комнате. Понимаешь, как хорошо: эта комната осталась за нами. К нам приедет мать Гали, поможет ухаживать за ребенком. Но пока еще не придумали для него имени. Ты подскажи.

Они вместе перемыли посуду и приготовили ужин. Саша даже достал обоим передники.

Когда они сидели за столом, в дверь постучали, и в комнату вошел высокий, худощавый юноша в роговых очках.

— Это наш друг, Ваня, — представил его Саша и объяснил: — А это муж Ирины, Вейкко Яковлевич.

Ваня подался назад, потом растерянно протянул руку и невнятно проговорил:

— Очень рад…

За столом скованность Вани прошла. Поинтересовавшись о делах Вейкко, о жизни в колхозе, молодые люди незаметно для себя перешли к делам своего завода. Слушая их, Вейкко и удивлялся и был рад за них. Они горячо спорили о том, что какие-то детали давно устарели и стали ненужными, а их изготовляли до самых последних дней, расходуя много средств. Кто был виновник этих неполадок? Один обвинял конструкторское бюро, другой утверждал, что конструкторы тут ни при чем, что виноват начальник цеха, который вовремя не приостановил производства ненужных деталей. И Вейкко понимал горячность парней.

Да, возникает новое — металлоконструкции, машины, здания… Все требует новых деталей, новой организации труда, новых зданий, новых взаимоотношений между людьми. Неудивительно, что не всегда поспеваешь за новым. Новое шагает вперед очень быстро.

Вейкко раздумывал над этим, оставшись один в комнате Ирины. Ему не спалось. Он встал, открыл форточку и закурил, сидя у окна. На улице сгущались сумерки весеннего вечера. Тускло светились уличные фонари на чистом небе. По тротуару прогуливались люди. Вот прошла какая-то веселая компания молодых людей. У крыльца напротив юноша держал девушку за руку. Мимо них, понурив голову и не обращая ни на кого внимания, брел сутулый мужчина.

Кругом высились стрелы подъемных кранов, даже в поздний час грохотали машины, и в воздух поднимались массивные, тяжелые бетонные глыбы.

Где-то рядом справляли новоселье, свадьбы, дни рождения, поминки, где-то ломали приговоренные к сносу старые дома.

А в этой комнате, где он теперь задумчиво курил, глядя на вечернюю улицу, Ирина когда-то проливала слезы. Сегодня Вейкко сердцем понял, что ради него Ирина бросила свою новую жизнь — работу, уютную комнату, этих замечательных друзей, все… Но у Вейкко все не заживала в душе рана, нанесенная ему Ириной, так же как не зарастает рана, нанесенная его топором их березке. «Нет, — решил Вейкко, — надо жить так, чтобы никакой боли не чувствовалось».

Как сильно ему хотелось этого!

На следующее утро Ларинен поспешил по делам. Ему предстояло решить ряд вопросов. Надо было договориться с Сельхозснабом о поставке колхозу минеральных удобрений и извести, с министерством — о зоотехнике, успеть получить оборудование для кормокухни нового скотного двора. Все это можно было уладить, но необходимо было запастись терпением и ворохом бумаг — доверенностей и разрешений, с подписями и утверждениями, с печатями и штампами — и потом правильно оформить наряды и накладные. В одном учреждении его приняли сразу, в другом — пришлось подождать часа полтора в приемной, в третьем — проводилось совещание, и опять пришлось ждать. Простое человеческое слово, переданное по телефону, не служило официальным основанием, и — опять требовались бумаги, подписи, печати, расписки…

Вейкко жил заботами о колхозе. Хорошо, что он сам поехал в Петрозаводск. В основном он был доволен поездкой. Если бы вместо него поехала Ольга, вряд ли она смогла решить все вопросы.