Под грозой и солнцем

Больше всех был испуган молодой паренек лет семнадцати. Малание заметила, что он еще далее не бреется. Вдруг ее охватила жалость. Ребенок же, у него тоже, поди, мать где-то ждет, волнуется. Малание решила, что, если придут красные, она не даст его в обиду.

— В подпол, живо! — крикнула Малание молодому солдатику. — Вот за ними! — она кивнула на невесток и внучат.

— Заткнись, пристрелю! — крикнул командир на Малание.

Он взял паренька за шиворот и вытолкнул из избы, погрозив Малание кулаком, и выбежал сам, на ходу застегивая пуговицы кителя.

— Бабушка, убьют, иди скорее! — кричали внучата из подпола.

— Приду, приду, — успокаивала их Малание и уже для себя вполголоса продолжала: — Если придут красные, да еще Рийко с ними, надо стол накрыть, ведь устали, поди, проголодались.

И, суетясь, начала доставать рыбу, картошку, молоко.

Перестрелка продолжалась. Доносилось протяжное «ура». В полумраке виднелись силуэты солдат, бегущих через пролив на другой берег. Кто-то убегал, кто-то преследовал. Наконец темные фигуры скрылись в лесу за проливом. Потом наступила тишина. «А где же Рийко, почему не идет домой?» Малание крикнула в подпол:

— Вылезайте, все кончилось. Война убежала в лес, за пролив.

На крыльце кто-то затопал ногами, очищаясь от снега. И не один. Малание с надеждой смотрела на дверь.

Вошли трое красноармейцев. Нет, среди них не было Рийко, был только его друг Нифантьев, из Олонецкой Карелии.

— А где же мой сынок? Неужели?!. — Мать не могла даже произнести страшное слово.

— Не волнуйся, — ответил Нифантьев по-карельски. — Жив, здоров, только его нет с нами. В другом месте он.

— В Кестеньге, что ли?

— Такие вещи не спрашивают. — Нифантьев, улыбаясь, погрозил пальцем.

Солдаты заглянули в другую комнату, осмотрели кладовку.

— Одинаковые вы все, — ворчала Малание. — От родной матери скрываете, где сыновья. А Васселей ведь там, в Коккосалми. Его послали против Кестеньги воевать.

Нифантьев переводил ее слова товарищу, видимо командиру.

— Откуда знаешь? — спросил он у Малание.

— Но я ведь все слышу, все вижу. Молчу, но себе на уме.

— Вот разведчица! — засмеялся командир. — Не осталось ли белых? — спросил он, открывая лаз в подвал.

— Ниету биэлойта, — Малание поняла вопрос, — убегайтих.

Солдат обошел сарай, хлев. Малание выхватила из-за иконы бумагу и протянула красному командиру.

— Что?! Это еще что такое?! — удивился командир. Малание побледнела. Ай-яй-яй, не ту бумагу дала!

Нифантьев стал что-то быстро объяснять командиру, тот вначале недоверчиво кивал головой, потом прочитал другую бумажку, лицо его прояснилось, он начал улыбаться:

— Не путай, мамаша. Такие вещи нельзя путать, — и добавил: — А Рийко ваш — хороший солдат. Я знаю его.

Увидев, что солдаты смеются, дети осмелели. Карапуз Пекка, сын Васселея, стал царапать иней на стволах винтовок, прислоненных к стене.

— Не трогай! Стрелять будут! — воскликнула Малание. И, немного успокоившись, добавила: — Никогда не трогай винтовок, слышишь, никогда!

Командир вынул из вещевого мешка банку мясных консервов, вскрыл ее ножом и протянул Малание:

— Разогрей детям.

Комната наполнилась ароматом горячих консервов. Потом командир смотрел, как ребятишки проворно уплетали бульон с душистым мясом. Вздохнув, он открыл вторую банку. Малание была занята своими мыслями. Она твердила про себя слова молитвы, просила бога поберечь этого доброго красного командира от пуль.

В доме установили телефон. К этому новшеству Малание уже привыкла. Не раз тут был телефон — то у белых, то у красных. Она уже не удивлялась тому, что черт носит по проводам человеческие слова на десятки километров. Надо же и черту чем-то заниматься…

Дни шли за днями, и, казалось, люди устали убивать друг друга. Но старая мать знала: война еще не кончилась. Беспокойство не покидало ее. Сыновья — один против другого — где-то под Кестеньгой. Материнское сердце ныло. Малание решила, что можно снова привезти домой мешок ячменя. Чего доброго, отсыреет там в снегу. Она надела лыжи и пошла знакомой дорогой. Вот островок, вот скала, но мешка нет. Она обошла островок, исковыряла палкой весь снег вокруг, мешка как не бывало.

Обратно шла в слезах. Разберись поди, кто взял. Все хороши — и белые, и красные, — последний кусок готовы отнять у детей, с горестью думала старая мать. А она еще молилась за них. Черт бы всех побрал! Лишь бы сыновей бог сохранил!

Придя домой, она обрушилась на Нифантьева. Он понимающе кивал головой.

— Да, могло случиться, что красноармейцы нашли мешок и взяли. Они ходили по лесам, искали припрятанное оружие и продовольствие. Но в беде не оставим, не волнуйся, — обещал он Малание.

И действительно, когда мимо деревни проходил обоз с продуктами, солдаты притащили Малание полный мешок ржаной муки. Малание даже прослезилась от радости и снова молила бога за них. Как хорошо, что Рийко с такими славными, добрыми людьми!