Под грозой и солнцем

— Товарищ начальник, задержана перебежчица, — доложил старший группы. — Пришла со стороны Финляндии.

— Целый час за ней гнались, — проворчал Евсей Павлов, угрюмый солдат с густыми бровями, с широким усталым лицом.

— Да нет, она и не собиралась удирать от нас, — поправил старший. — Просто шла и шла. Видать, хорошая лыжница.

Женщина присела на край нар и начала ворчать по-карельски:

— Всю жизнь ходила к сестре, а она ко мне. Не спрашивали, где у вас тут граница и кому она нужна. Ох-ой, настали же времена…

Она с усмешкой наблюдала, как Липкин обыскал ее кошель. Там были баранки, кулек соли, пол-осьмушки чая.

— Берите ешьте. Я-то могу и сдохнуть с голоду.

— А кто ты такая? — Липкин тоже перешел на карельский.

— Я-то? Татьяна я, вдова из той деревни. Народ меня знает.

— А не знаешь ли ты, что граница уже год как закрыта? Об этом же объявляли на собрании.

— Только мне и дел, что на ваших собраниях юбки просиживать.

Липкин записал фамилию женщины, протянул ей кошель с продуктами и предупредил:

— Если еще раз поймаем, пеняй на себя. А теперь отправляйся домой.

— Дома у меня только тараканы, они мало кормят.

Женщина сердито засопела и ушла, не попрощавшись.

— Не это ли твоя «лесная фея»? — громко смеялись ребята, подтрунивая над Евсеем Павловым.

— За «лесную фею» вам еще достанется. А теперь прекратить разговоры и спать, — приказал Липкин.

Павлов был не в духе:

— Стоило целый час гоняться за этой бабой, чтобы ее сразу отпустить. В следующий раз я тоже махну рукой: иди куда хочешь…

— В Москву ее, что ли, отправлять? Вот «лесную фею» вашу надо задержать и привести сюда, запомните, это!

— Не стану я детей задерживать да воевать с ними. — Павлов все еще пререкался. — И вот что: если вы не порекомендуете меня в список демобилизуемых, уйду сам.

— Хотите под военный трибунал?

— Хочу. Хочу пойти и сказать: пусть каждый повоюет пять лет, из них три года в Карелии. Пусть повоюет под Келлосалми, Коккосалми и какие тут еще есть «салми». Пусть каждый получит столько ранений, сколько я. Что ж, тогда и я готов еще послужить…

Липкин решил не продолжать разговора в таком духе. Он велел Павлову лечь отдыхать, а сам подумал: «Надо его демобилизовать, как только прибудет пополнение. Правда, это нелегко: рядом с молодежью обязательно должны быть опытные солдаты. Но Павлов действительно утомился, стал раздражителен, ослабляет дисциплину».

Опять Липкина мучила бессонница. Опять ныло плечо, раненное в Петрограде в октябрьские дни 1917 года. Мысли блуждали: как там жена с детьми? А Павлов пять лет не видел родителей… На наблюдательной вышке, наверное, очень холодно… Надо бы сократить смены… Тогда меньше останется времени для отдыха. «Лесная фея»… Что она за птица?.. Ребята говорят о ней с такой теплотой… Надо прекратить эти свидания. Но как?

«Лесная фея» — так пограничники называли совсем молоденькую девушку. Она сказала им свое настоящее имя — Кертту или что-то в этом духе, но все ее называли только «лесной феей».

Первый раз ее увидели сидящей в оленьей лопарской упряжке. Олень чего-то испугался, ринулся в чащу леса, девушка закричала. Сани ударились об дерево, девушка упала на снег, а олень помчался обратно за границу. Дозор пограничников заметил все это еще издали и поспешил на помощь.

Девушка сидела на снегу и со слезами держалась за ушибленное колено. Она вытирала глаза тыльной стороной белых рукавиц, как делают маленькие дети. Тонкую талию обтягивал ярко-синий свитер, серые лыжные брюки были заправлены в маленькие пьексы с острыми носами. На голове белая вязаная шапочка с длинными ушами, которые служили и шарфом. Девушка говорила и по-русски, правда, с сильным финским акцентом. Она сейчас бранила оленя, как умела, по-русски. Только подумать: ведь своей рукой его кормила хлебом, сама воспитывала, когда он еще был крохотный. Теперь пусть подохнет с голоду, неблагодарный! Ребята решили сразу же отправить девушку на ее сторону, арестовывать не стоит: не по своей же вине она очутилась здесь. Трудно было только решить, как отправить. Снегу так много, что местами можно провалиться по горло. Посоветовавшись, решили дать ей лыжи, а она уж как-нибудь доберется. Павлов отдал ей свои лыжи. Девушка обещала вернуть их на то же место, но это ей категорически запретили: границу переходить нельзя.

Выслушав донесение, Липкин строго сказал, что дозорные нарушили устав: девушку следовало задержать и привести на заставу. Но про себя подумал: так даже лучше. Отправлять за границу официально — хлопот не оберешься.

А проказница сдержала свое слово. Когда дозор опять шел по контрольной лыжне, он увидел лыжи Павлова, стоящие в снегу. Пограничники взяли их под мышку, и тогда из-за деревьев появилась девушка на своих узких лыжах.

«Вот, опять канителься с ней!» — нахмурились ребята. А она, как ни в чем не бывало, вынула из рюкзака скатерть и разложила на ней копченую оленину, свинину, белый и черный хлеб:

— Теперь — обедать! Я ужас как проголодалась.

— Вы должны немедленно вернуться на свою сторону, иначе мы арестуем вас!