Под грозой и солнцем

Петр Потапович задумался. Почему Ундозеров? За былые фронтовые заслуги? За них он получил в свое время что полагается. А теперь? Зимой работал на пилораме, летом — капитаном пассажирского катера. Пассажирского, а не грузового. Работу его не измеришь тонно-километрами, даже в рублях не измеришь — рабочих катер возит бесплатно. На пилораме, правда, работал он неплохо. А личные качества Ундозерова? Какое-то легкомысленное ухарство, чуть ли не ребячество, неорганизованность, пожалуй. На собраниях отмалчивается, не поймешь, одобряет, нет ли.

Петр Потапович вывел красным карандашом большой знак вопроса против Ундозерова. Следующий…

Ну, легок на помине, только думал о нем — идет.

Ундозеров шел к конторе с какой-то женщиной. Высокий и прямой, голова закинута слегка, словно он что-то высматривает в облаках. Это вот и есть особенность Ундозерова — такая походка. А ему не восемь и даже не двадцать восемь, чтобы ворон считать. Женщина, наверное, видела неважно, потому что все сутулилась, боялась идти по узким мосткам.

«Кого он еще тащит?» — вздохнул Петр Потапович. В таких организациях, да еще заброшенных черт-те куда, посетителей приходится принимать, когда им вздумается. Петру Потаповичу осталось только закрыть папку с кандидатами на премию. Для видимости он открыл перед собой следующую в стопке — папку с ведомостями.

Посетители долго вытирали ноги в прихожей. Вместе с ними в контору вошла сырая прохлада. Ундозеров поздоровался громко, первый протянул руку. Крепкая у него была рука, мокрая. Женщина остановилась у двери.

— Какими судьбами! — Петр Потапович невольно улыбнулся беззаботной бодрости капитана.

— Везу груз на Олений. Грузовой-то катер в ремонте. Вот и заехали по пути…

— Ничего себе по пути, — перестал улыбаться Петр Потапович, — двадцать километров крюк. — Он покосился на папку с кандидатами и утвердился в своем вопросительном знаке. «Дисциплина действительно того», — подумалось ему.

Ундозеров пояснил:

— Да вот ей надо было сюда по делу, — он кивнул на попутчицу. — За справкой приехала.

Петр Потапович не знал в лицо всех рабочих стройуправления. Объекты были раскиданы по берегам озера. Он спросил женщину:

— А где и кем вы работаете? Какую справку?

— Да не она, муж работал у нас. — Ундозерову стало неудобно перед Мариной. — На грузовом катере работал, Ватанен фамилия…

— А-а! — лицо Петра Потаповича вытянулось, посерьезнело. — Что же вы у двери! Садитесь, познакомимся… Да, ваш муж работал у нас, как же, помню, печальный случай, печальный… обидно… Вы похоронные получили? — Вдруг он понял, что спрашивает не то, неловко замолчал, вздохнул: — Бывает… ходишь, а что будет вечером, не знаешь… Был человек и нет… — И опять замолчал.

— Мне бы справку, — сказала Марина.

— Справку? — эхом отозвался Петр Потапович и открыл ящик письменного стола.

— Что муж погиб на производстве. Для пенсии детям… — Марина вытащила носовой платок, но сдержала слезы. — Трое их у меня… старшему тринадцатый год…

Петр Потапович помедлил и закрыл ящик. Задумался, глядя в окно на озеро. Страшная, должно быть, смерть была у Ватанена на таких волнах. Кажется, в прошлую ночь он сам переплыл ледяную реку. Нет, это было раньше… И в комнате было тесно от стука сердца. Интересно, снится Ундозерову война? Он же настоящий фронтовик. Наверное, не снится, вон здоровый какой. Конечно, не снится.

— Да, я понимаю… Как тебя зовут?..

— Марина Петровна, — подсказал Ундозеров.

— Я понимаю тебя, Марина Петровна… Трое детей, без мужа… Если бы от меня зависело, от души бы… Но закон…

— Какой закон? Причем закон? — возмутился Ундозеров.

Петру Потаповичу стало вдруг легче: с Ундозеровым разговаривать было проще. Он повернулся к капитану пассажирского катера:

— А вот такой. Не можем мы дать справку о том, что Ватанен погиб на производстве. Не можем, потому что это был бы обман государства.

— Как же так — обман! — Марина испугалась. — На моторке же… лодку нашли с водой, потом самого, тело…

— Верно. Я знаю. Я понимаю вас. — Петр Потапович снова перешел на «вы». — Но на производстве — это когда в рабочее время, по нарядам. А он поехал в нерабочее время — раз. Не было ни распоряжения, ни наряда — два. В-третьих…

— Какое, к дьяволу, распоряжение?! — вспылил Ундозеров. — Человек умирал!

— В служебном помещении прошу не ругаться. — Тон Петра Потаповича был ледяным, но внешне он был совершенно спокоен. — Я вам, Ундозеров, уже напоминал в прошлый раз. Выслушайте меня и ведите себя прилично. Вот так. Человек, которого вез Ватанен, не умер — это в-третьих.

— Острая форма аппендицита, спроси у кого хошь, не то что у врачей — все знают, понял? — гремел Ундозеров.

— Медицинские дела не по нашей части. Речь идет конкретно о справке. А больная давно ходит и здоровее нас с вами. Дальше, больная, которую Ватанен вез, не имеет к нашему предприятию никакого отношения. Я понимаю, конечно, но — вот так, да…

— Так просили ведь, «умирает», сказал… сосед наш, в дорожном работает… И чай не допил…

— Ну вот, и он — в дорожном, не у нас, Марина Петровна. Он просил в личном плане, так сказать, не в служебном, понимаете?