Мать укоризненно покачала головой, смотря на мокрый подол платья дочери: ну и плутовка же Анни!..
Василий хотел повернуть моторку обратно к берегу, но Анни решительно замахала руками — поезжайте!
И моторка устремилась в простор тихого озера.
Громко трещал мотор, и Василий радовался: если бы была тишина, надо было бы о чем-то говорить, а он не знал, с чего начать разговор, не с международного же положения или выполнения графика на лесопункте.
Ирина сидела на носу лодки, подставив лицо ветру. Скорость была такая, что за кормой мощный фонтан метра в три клубился в воздухе, а потом позади оставался клин с большими волнами по обеим сторонам. Ирина мельком взглянула на Василия, и он в этом взгляде почувствовал нечто большее, чем благодарность за удовольствие.
Они приплыли в небольшой залив, покрытый кувшинками, и белыми как снег водяными лилиями. Василий выключил мотор и веслом стал направлять лодку к лилиям.
— Как здесь красиво! — воскликнула Ирина. Она срывала белые лилии, плела венок, то и дело примеряя его на голову.
— Хорошее сочетание — ваши темные волосы и белые цветы, — сказал Василий.
— Да? — обрадовалась девушка. — Тогда соберем еще, ладно?
Так с белых водяных лилий началась их дружба…
В этот воскресный вечер Василий, Ирина и Анни долго сидели на берегу озера у шершавой ели. У Анни появилось опять какое-то срочное дело, и она убежала домой.
— Останьтесь вы работать здесь, — смущенно посмотрел Василий на Ирину. — У нас ведь хорошо, правда?
Ирина покраснела, схватила камешек, бросила в озеро.
— Здесь будет работать Анни. А у меня назначение в Петрозаводск.
— Поменяйтесь местами.
— И вам не жалко расстаться с сестрой?
— Так ведь… — Василий не знал, что сказать. Его спасла бойкая Анни. Она только что прибежала на берег.
Ирина сказала ей:
— Вот твой брат предлагает нам поменяться местами назначения.
Анни быстро нашлась, что ответить:
— Давно бы! Этого я и ждала. А ведь, честное слово, мне хочется именно в Петрозаводск. И вот — угадала, как это устроить.
Все весело рассмеялись.
Утром Василий поехал к себе в лесной поселок и вернулся оттуда через день. Ему был предоставлен отпуск на две недели.
Две недели прошли, и Ирина осталась участковым врачом деревни и лесного поселка. Анни уехала в Петрозаводск…
Две легковые машины тронулись с площади Гагарина по улице Ленина, повернули влево по улице Антикайнена и взяли курс по направлению к Ведлозеру.
Широкая и прямая асфальтированная дорога для Веры — новая, незнакомая, но, проезжая мимо небольших озер, холмиков, она то и дело вскрикивала:
— Да, помню, смотрите…
Хорошо она помнила Пряжу, хотя Пряжа уже не та, что была. Большинство домов — новые, современные. Но то же продолговатое озеро. И остались старые дома. Кое-где жили и, наверное, еще живут знакомые, бывшие подруги. Только теперь некогда останавливаться. Времени и так в обрез.
Не доезжая до Ведлозера, машины повернули на проселочную дорогу, круто идущую вверх. Показалась маленькая деревушка на берегу озера.
У Веры захватило дыхание, защипало в горле. Вот она — приехала, вернулась. Ушла отсюда пешком, в легком платье, навстречу Павлу… Не нашла его, встретила другую судьбу. Надолго же она отлучилась из дома, слишком надолго!
Машины остановились у крыльца. Но это был не тот дом, где все было до боли знакомо. Вместо широких половиц, которые она добела мыла с песком к каждому празднику, — линолеум. И окна не такие, а широкие, светлые. Не было и не могло быть тогда телевизора. Мебель — как в городе. А она представляла…
— Хорошо вы тут, я смотрю, живете… Я и не думала…
Это приговаривала уже не та Вера, которая ушла отсюда давным-давно, и даже не та, которая сегодня с таким волнением стремилась как можно скорее попасть сюда, в дом своего детства и юности. Сейчас Вера была неловкой, растерянной.
— Садитесь за стол, — сказала мать. — Потом истопим баню…
— Ах да, баню! Вот что, баню истоплю я, одна. Сегодня же суббота! Тогда, помнишь, муамо, я начала топить, воду натаскала, но до конца не довела, даже не помылась. А вот сегодня помоемся.
Ее глаза засияли — пусть считают это шуткой, прихотью.
— Может быть, сперва все-таки за стол, с дороги, потом — баню? — настаивала мать.
Но Вера уже бежала к берегу, туда, где стояла старая разлапистая ель и под ее ветвями старая, та же самая баня, только с новой крышей…
Вера суетилась, руки дрожали, лились слезы, едкий дым валил густыми клубами, пока дрова по-настоящему не разгорелись. Потом взяла ведра и побежала за водой. Остановилась, погладила рукой толстый ствол шершавой ели…
Потом сидели за столом. Потом мылись в бане, купались. Давно Вера не купалась в родном озере, купалась ли вообще в эти годы в озере, даже не помнит. Но сегодня здесь, в родном озере, долго плескалась, снова парилась и снова — в озеро. И потом снова сидели за столом.