— Товарищ, не скажете ли, где тут живет Ховатта Лампиев? — остановил его лыжник с рюкзаком.
Пешеход посмотрел на них не без удивления.
— Дома Лампиева не знаете? Пойдемте, покажу!
Маленький старик подошел поближе и объяснил:
— Мы ищем Ховатта Лампиева, кандидата в депутаты районного Совета. Вот его отец! — Он кивнул на рослого старика. — Тоже Лампиев, Иван Павлович.
Пешеход почтительно взглянул на отца кандидата в депутаты:
— Значит, в гости к сыну приехали?
— Да, в гости. Давно не видел сына, — ответил отец, снимая лыжи.
Маленький старик продолжал:
— А я из одной деревни с ним, вот его сосед. Мы все Лампиевы. Только меня зовут Теппана, то есть Степан Павловичем. Не слыхали? Я — старый активист, меня все знают, я когда-то у самого наркома был. Мы одногодки с Иваном Петровичем, а он — видите какой здоровяк! Я уже стар стал, годы сказываются. Теперь к вашему доктору пришел, поясница болит…
Словно обрадованный тем, что скоро будет в теплой комнате, Теппана говорил без умолку:
— На прошлых выборах лесорубы голосовали у нас, в деревне. А теперь, видите ли, деревня уже не в чести. Вы-то будете здесь голосовать?
— А как же, — усмехнулся пешеход.
— А кандидат-то все-таки наш, деревенский!
Понизив голос, Теппана спросил:
— А что у него с мастером случилось? Почему не ладит с ним?
— Тут дело сложное, — ответил пешеход. — Оба правы, каждый по-своему. Вот и дом Лампиева. Ну, счастливо вам!
В теплую комнату вместе с вошедшими хлынули густые клубы морозного пара. У рукомойника стоял раздетый до пояса молодой плечистый парень и тер раскрасневшееся тело мохнатым полотенцем.
— Туатто, это ты?! — бросился он к отцу.
Отец с трудом отстранил его от своей холодной одежды:
— Оденься, а то простудишься!
Свежий румянец играл на детски пухлых щеках молодого Лампиева. Он был очень похож на отца, но меньше ростом и шире в плечах. Глаза у сына были большие и веселые, у отца — прищуренные и иногда насмешливые.
— Что ты, туатто! — немного смущенный, ответил сын, поздоровавшись с Теппаной. — Как можно простудиться? Я всегда моюсь после работы до пояса. Иногда даже снегом обтираюсь.
— Я тебе оботру! — погрозил отец. — Одевайся!
Сын торопливо оделся. Теппана снял полушубок, пихнул его в угол и устало опустился на стул рядом с жарко натопленной печкой. Иван Павлович поднял его шубу и повесил на гвоздь, потом стал неторопливо раздеваться. Придирчиво осмотрев стены, спросил:
— А тепло держится?
— Знаешь, новый дом… — неопределенно ответил сын. — Первое время было трудно заниматься ночами. Туатто, я ведь сдаю заочно за третий курс лесного техникума.
— Молодец! — сдержанно похвалил отец. Он развязал рюкзак и выложил на стол рыбник, калитки, масло.
— Это тебе мать послала!
Сын поднял на стол кипящий самовар, потом спросил у отца:
— Как, туатто, в магазин сбегать? Согреться вам с дороги…
Теппана воскликнул, потирая руки:
— А мороз-то какой! Тут одним чаем, верно, не согреешься.
— Сбегай, — согласился отец. — Только учти: тебе самому водки не дадим.
Когда они сидели уже за столом, охмелевший после второй рюмки Теппана говорил:
— Значит, скоро депутатом будешь, Ховатта? Я всегда говорил твоему отцу: «Ховатта выйдет на широкую дорогу!»
— Ничего этого ты не говорил! — буркнул отец.
— Что ты, как не говорил! А ты, Ховатта, не робей. Будь смелее. Когда поедешь на сессию, я тебе все расскажу, как с начальством вести себя. Я-то знаю эти дела! Я на Всекарельском совещании сельского актива был, вот куда добрался! Тогда еще министров не было, а я у самого наркома сидел, вот так, как мы с тобой. Он со мной за руку поздоровался, на мягкое кресло усадил и давай расспрашивать: как там, мол, в деревне? И я ему всю правду про крестьянина карельского рассказал. Колхозов тогда и в помине не было, а я ему говорил: мы, бедные крестьяне, за то, чтобы вместе жить. Когда я стал уходить, он меня поблагодарил за умные советы, до дверей проводил, за руку попрощался. А потом…
— А потом ты и в колхозе привык на кресле сидеть и сказки рассказывать, — прервал его старший Лампиев. — Вот и перестали посылать тебя к наркомам.
— Я человек больной! — с упреком ответил Теппана. — Даже справку могу достать. — Повернувшись снова к молодому Лампиеву, Теппана продолжал: — Учти, Ховатта, начальство любит, когда ты активность свою имеешь. Станешь говорить, не робей, продумай речь, чтобы складно вышло. Постарайся угадать, как начальство думает, так и говори. А ты, ходят слухи, мастера не слушаешь.
Отец прервал старика, обратившись к сыну:
— А ну-ка, расскажи, что у тебя с мастером?
— Уже и в деревне известно? — удивился сын.
— Потому я и пришел сюда. Ну, расскажи!
— Пусть не перебрасывают меня с делянки на делянку! — с юношеской запальчивостью вырвалось у сына. — Я ему не футбольный мяч.
— И нечего ему командовать будущим депутатом, так? — Отец посмотрел на сына угрожающе.
— Да ты ведь не знаешь, туатто, в чем дело.
— А вот сегодня узнаем. Оденься, пойдем к мастеру!
— Зачем к нему? Он тебе ска-ажет…