Под грозой и солнцем

— Глубже копать! Отсюда ни на шаг не уйдем…

Земля была мягкая, черная. Это не Карелия, где лишь камни и скалы. Из своего окопчика Матвеев увидел на левом фланге Бондарева, бойцы которого окопались и уже постреливали по немецким траншеям.

Матвеев крикнул Бондареву:

— Здесь держаться, пока мост наведут!

— Есть держаться! — четко ответил Бондарев и тотчас крикнул: — Эй, Монастырев, копай глубже! Гляди — колени из окопа торчат!

Матвееву не было видно Монастырева, но он не смог не улыбнуться при мысли о своем долговязом друге, которому не легко, видимо, укрыться в обычном окопе.

Однако положение оставалось трудным. Позиция противника была выше, удобней. В воздухе яростно выли его снаряды. Шипя и воя, они рвались вокруг окопавшегося отряда Матвеева.

Вдруг синяя ракета взвилась в небо, и тотчас артиллерийский огонь прекратился.

Наблюдатель, поднявшись из окопа, крикнул:

— Противник идет!

Отовсюду, казалось — из-под земли, из-под камней, — высыпали немецкие солдаты. Они бежали во весь рост, чтобы с ходу смять, раздавить отряд Матвеева.

Чертыхаясь, Матвеев бил из автомата. Немцы были уже совсем близко. Вот, не останавливаясь, они стали бросать ручные гранаты. Но бойцы Матвеева встретили бегущих шквалом гранат. Наступила минута, которая решает исход боя. И тут немцы дрогнули.

Яростный огонь сковал их движения. Вот они замедлили свой стремительный бег. Вот стали припадать за камни и кусты и наконец залегли.

На одно мгновение Матвеев закрыл глаза, чтобы передохнуть от огромного напряжения, но тотчас стряхнул с себя оцепенение. Подумал: «Нельзя оставаться в таком положении. Надо отбросить их дальше, иначе они опрокинут нас в реку, и тогда моста не будет…»

Поднявшись, Матвеев крикнул:

— За Родину! — и, одним рывком выбравшись из окопа, побежал вперед.

Бойцы тотчас поднялись за ним. Кто-то крикнул «ура». С фланга мощно подхватили. Это младший сержант Бондарев поднял свое отделение на врага.

Немцы, отстреливаясь, стали отступать. Пули свистели вокруг. Матвеев, не останавливаясь, бежал вперед, крича:

— Товарищи!.. За Родину!

Рядом с Матвеевым, размахивая винтовкой, бежал Монастырев. Вот он почему-то высоко в воздух подбросил свою винтовку и как-то боком стал падать.

«Опять ранен», — подумал Матвеев, на ходу стреляя из автомата.

Немцы пытались задержаться и яростно отстреливались, но вновь и вновь откатывались под натиском атакующих.

— За мной! За мной! — кричал Матвеев, стремясь ни на мгновенье не дать врагу передышки.

Еще несколько усилий, еще несколько десятков шагов — и будет занят второй ряд траншей. Скорей! Не надо останавливаться, хотя дыхания уже не хватает и сердце так ужасно колотится.

Вдруг Матвеев увидел перед собой двух немцев. Он на секунду остановился и, размахнувшись, бросил в них гранату. Раздался грохот. Он почувствовал вдруг какие-то тяжелые, резкие толчки. Быть может, это были удары его сердца? Матвеев хотел поднять руку, чтоб взять автомат, но не смог.

«Неужели я ранен?» — подумал он и еще быстрей побежал в гору.

Снова на правом фланге раздалось громкое «ура». Стройный, красивый Бондарев, с расстегнутым воротом гимнастерки, стремительно бежал впереди бойцов, увлекая их за собой.

На какое-то мгновение Матвеев залюбовался его отвагой.

Он снова попытался поднять руку, рука не поднималась. На мгновенье у него закружилась голова, потом он обнаружил, что лежит на земле.

Сержант Карху тревожно склонился над ним. Матвеев крикнул ему:

— Скорей наводите мост!

— Мост уже наведен, — ответил сержант, подзывая рукой санинструктора.

— Уже наведен, — тихо повторил Матвеев и посмотрел в сторону реки. Но ничего не увидел, глаза его закрылись, и он потерял сознание.

Матвеева внесли в палатку дивизионного госпиталя. Сестра заботливо укрыла его одеялом, поправила подушку и пошла к выходу.

Матвеев приподнял голову.

— Сестра… не уходите, — сказал он.

— Вам что-нибудь нужно? — спросила она.

— Да… Мне нужно узнать… выяснить… чем все это кончилось.

— Лежите, лежите, — сказала сестра, положив свою руку ему на голову. — Ведь вы же серьезно ранены.

— Куда я ранен? — спросил Матвеев.

— Вы ранены в плечо, пулей, И голове вашей немного досталось.

Теперь только Матвеев обнаружил, что голова у него перевязана и что смотрит он одним глазом.

— А глаз что? — спросил он с ужасом.

— Глаз не тронут, — ответила сестра. — Немного лоб и ухо… Лежите, лежите, прошу вас…

Сестра вышла, но вернулась через несколько минут и подошла к койке другого раненого. Матвеев взглянул на нее. Она была невысокого роста. Темные волосы выбивались из-под белой косынки. Лицо у нее было красивое, строгое, несколько смуглое или загоревшее.

Матвееву захотелось поговорить с ней, и он спросил ее:

— Сестра, значит, с глазом все хорошо?

— Глаз не тронут, — строго повторила она. — Скоро снимут повязку.

Несколько раз в этот день сестра входила в палатку, и Матвеев всякий раз, даже с закрытыми глазами, знал, что она здесь. Он знал это по шелесту ее халата и по ее тихим шагам.

Вечером она подошла и спросила, как он себя чувствует.