Под грозой и солнцем

Например, пришел сосед к соседу, хозяин сидит за столом, обедает. Ему нельзя мешать. Сосед сидит на скамейке, ждет, сосет свою трубку. Потом уже вместе пьют кофе. Выпили по чашке, по второй. Наконец заговорили.

— Что нового? — спрашивает хозяин.

— Да ничего особенного, — отвечает сосед. — Я ведь по делу пришел, сообщить, что у тебя пожар. Твоя баня горит.

Машина мчится по узким проселочным дорогам. Догоняем шагающего посреди дороги сутулого мужчину. Он держит в длинных руках большие кожаные рукавицы, которые почти касаются земли. Сайсио дает долгий гудок и снижает скорость. Старик продолжает спокойно шагать. Сайсио дает второй продолжительный гудок и почти останавливает машину. Старик оглядывается и продолжает идти. Лишь после третьего настойчивого гудка, сделав еще десяток неторопливых шагов, он сходит с дороги и пропускает машину.

— Вот это и есть мужчина из Хяме! — смеется Сайсио.

Мы ехали в село Онккала — центр прихода Пялькяне. Мне все знакомо здесь, каждый поворот дороги, каждый мостик и домик. Мало что изменилось. Лишь некоторые дома заново покрашены да появилось несколько новых. Прежняя каменная церковь возвышается на самом видном месте, но рядом с ней появилась новая школа. На склоне холмика, среди сосен, стоит старый двухэтажный деревянный дом. Тридцать шесть лет назад в нем была школа.

Здесь все знают друг друга в лицо и по имени. Приезд незнакомых людей вызывает любопытство. Мы спросили, учительствует ли здесь Мартта Салонен. Нет, такой никто не знает. Однако вскоре выяснилось, что она по-прежнему здесь и по-прежнему учительствует. Только она давно уже госпожа Мартта Тауранен.

В госпоже Мартте Тауранен мало что осталось от Мартты Салонен. Стройная блондинка стала морщинистой, сутулой, седеющей женщиной. Но я узнал ее тотчас. Она меня не сразу вспомнила. И не мудрено, если она обучила грамоте сотни, быть может тысячи, детей. Я сам работал учителем, но, пожалуй, не узнал бы всех своих бывших учеников, хотя мой учительский стаж куда меньше.

Потом, когда я напомнил кое-какие детали более чем тридцатилетней давности, она вдруг заволновалась, закачала головой. Да, да, сидел за крайней партой, да, да, колол дрова, да, действительно, она угощала, жалела… Она все вспомнила.

Старого учителя всегда трогает, когда ученики помнят своих наставников, да еще такие, которые живут «за линией», за государственной границей. А сколько «линий» пролегло между ее учениками более чем за три десятилетия, особенно во взглядах на мир, в мыслях и действиях! Моей учительнице было приятно узнать, что государственная граница и разница в мировоззрениях не мешают советскому человеку вспоминать с теплотой то хорошее, что получил он в детстве от ее доброго сердца.

Здесь, в провинции, меньше, чем в городах, знают о жизни Советского Союза. Госпожа Тауранен все же слышала, что в Советскую страну ездили даже и финские учителя и что они хорошо отзываются о русских.

Мы не спросили, как ей теперь велено вести преподавание. Хочется верить, что она и сама уже понимает, что арифметику лучше всего применять в торговле, а не на войне, географию — в смысле уважения государственных границ, а историю — чтобы доказать бессмысленность войн.

…До владений Лемолы отсюда пять километров. Знакомая дорога! Сайсио удивляется, как можно спустя тридцать с лишним лет вспомнить, где ехать прямо, где поворачивать направо, где налево.

Нашему поколению советских людей пришлось проехать и пройти сотни и тысячи дорог на жизненном пути. Но то, что мы видели в детстве, сохраняется в памяти на всю жизнь. По этой дороге я когда-то много раз шагал в школу. Ребенок всегда фантазирует о своем будущем. Мне вспомнились картины, которые я рисовал себе тогда. Но, как бы ни была смела моя фантазия, она ограничивалась заманчивой жизнью хозяина своей избушки на берегах родного озера Куйтто, где уже никто не заставит бегать за чужими коровами и никто не даст кличку оборванца. Не хватило тогда воображения, чтобы представить себе жителей озера Куйтто хозяевами всей страны.

И вот машина остановилась во дворе Лемолы. Все здесь осталось таким, каким и было. Дом хозяина и хибарки батраков те же, то же здание для господ дачников, тот же амбар. Та же баня на берегу и та же тропинка к ней. Только скотный двор перестроен. Все это кажется странным после того, что мы привыкли видеть у себя, где все меняется, обновляется и на месте старого строится новое.

На всякий случай мы спросили у стоявшей во дворе женщины, чей это дом.

— Хозяина Калле Лемолы… — с оттенком удивления протянула она.

Я вспомнил старшего из братьев и сразу узнал, когда он вышел навстречу. Конечно, он помнит батрачку из Карелии и ее маленького сына, но не хочет верить, что этот «маленький» и стоит перед ним.