Под грозой и солнцем

— Потом, потом все расскажу… — ответил Монастырев, с удивлением поглядывая на Лиду.

Она стала совсем взрослой красивой девушкой.

Андрею хотелось расспросить ее обо всем — о том, как жили они здесь с матерью после его побега, о том, где теперь старик Шабалин, — жив ли он, и еще о том, вспоминали ли они о нем хотя бы изредка.

Но у него не было времени — он отпросился из части ненадолго, — лишь бы узнать, живы ли они. Обещав побывать в лагере через несколько дней, Андрей поспешно сел в грузовую машину.

Прошла целая неделя, прежде чем у Монастырева выдался свободный вечер. Андрей, постаравшись как можно лучше одеться, поспешил в лагерь.

У самых ворот он встретил Лиду. Они пошли по дороге посмотреть на те места, где когда-то ходили в полосатых балахонах каторжников. Свернув с дороги, они стали спускаться по крутому склону. На каждом шагу приходилось держаться за деревья, чтобы не упасть. Андрей шел впереди. Ветки, за которые он то и дело цеплялся, трещали в его больших ладонях. Лида смеялась над тем, как неловко спускается он по склону, оступается и скользит. Вдруг в ее руке сломалась ветка, и она с криком полетела в объятия Андрея, чуть не свалив его. Андрей неожиданно привлек ее к себе и поцеловал.

Все это произошло так быстро, что оба смутились. Андрей стоял, прислонившись спиной к дереву, а Лидия, откинув волосы назад, молча смотрела на него, не выпуская его руки из своей.

Молча они поднялись на дорогу, вернулись к лагерю. Андрею хотелось заговорить, но он все еще не находил слов.

— Лида, — спросил он наконец, — кем ты хочешь стать, когда вернешься домой?

Ни минуты не колеблясь, Лида ответила тихо:

— Врачом, Таким же врачом, как мама.

— А тогда мы будем с тобой встречаться?

— Да, — прошептала девушка, — будем…

Молча они вернулись в лагерь. Молча вошли в «лазарет», где Торопова расставляла новое оборудование и отличные койки, привезенные сюда по приказу командира дивизии.

Монастырев рассказал женщинам, что было с ним после того, как он спустился на канате в пропасть. У горной реки он наткнулся на патруль, но ему удалось убежать. Он ушел в горы и там пробыл более двух месяцев, скитаясь по лесам и ущельям в поисках пищи. Он питался, как питается зверь, — ел какие-то корни, какие-то орехи, похожие на кедровые, ловил ящериц, птиц и мелких животных. Спал в расщелинах скал и пил воду из источников.

Лида молча слушала Андрея, не поднимая на него глаз, а Тамара сказала:

— Это удивительно, что вы сумели приспособиться к таким диким условиям. Ведь вы были так слабы, что никто из нас не ожидал увидеть вас в живых.

Монастырев улыбнулся:

— Вы знаете, уже через неделю скитаний по горам я был совершенно здоров. Вольный воздух и чувство свободы удесятерили мои силы.

Андрей рассказал далее, что в горах он столкнулся еще с двумя военнопленными, бежавшими из другого концлагеря. Втроем было легче действовать, тем более, что один из них отлично владел немецким языком.

В конце второго месяца им удалось свалить под откос легковую машину, шедшую по горной дороге. Тогда они сменили лагерную одежду на костюмы шофера и двух пассажиров. После долгих мытарств и приключений они пробрались в Румынию, и уже оттуда им удалось бежать в Советский Союз. Но это произошло лишь через полгода после бегства Андрея из лагеря.

Когда Монастырев кончил рассказ, Торопова сказала:

— Я никогда не думала, Андрюша, что вы такой находчивый и смелый человек.

— А я была почему-то уверена, что Андрюша придет и освободит нас, — тихо произнесла Лида.

— Ну, разве я освободил вас? — возразил Андрей. — Пришел вместе со всеми. Упросил в штабе армии, чтоб меня назначили в ту часть, которая будет находиться в районе нашего концлагеря.

— Нет, все-таки вы молодец, — тихо повторила Лида. — Правда, мама?

— Да, — согласилась Тамара. — Недаром твой отец всегда так тепло отзывался об Андрюше.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

В марше дивизии через села и города Силезии было что-то величественное и торжественное. Из окон домов торчали длинные палки с белыми полотнищами — Силезия сдалась.

В верховьях Одера дивизия, в которой находился и батальон Зайкова, воевала совсем недолго. Последовал приказ идти в новом направлении. Но враг отходил повсюду столь поспешно, что даже не вступал в соприкосновение с советскими войсками.

Так начались для Ларинена и Матвеева бесконечные дни в седле, под непрерывное цоканье копыт и пофыркивание истомленных коней.

На заре дивизия прибыла в город Глогау, но на отдых там не остановилась. Когда-то в этом городе стояли многоэтажные каменные дома. Теперь здесь виднелись лишь груды цемента, камня и исковерканного железа. Деревья в аллеях парка были изрешечены пулями. В городе не осталось ни одного сколько-нибудь целого дома.

Было еще раннее утро, но навстречу тянулись уже повозки и вереницы пешеходов: то беженцы возвращались в покинутые ими села и города.

На переднем, доверху нагруженном возу на огромной клетке с курами сидела тощая старуха. Одной рукой она правила, другой придерживала какой-то груз. К дуге была прикреплена длинная палка, и на конце этой палки развевался белый платок.