Под грозой и солнцем

— Глядите, вот и бабушка капитулировала! — крикнул, смеясь, Матвеев.

Старуха догадалась, что смеются над ней, и принялась сердито нахлестывать лошадь концами вожжей.

В голове второй роты, ссутулясь, широко расставляя ноги и покачиваясь на ходу, шел Карху. Было видно, что он устал. Ларинен подъехал к нему и, сказав, что хочет немного пройтись пешком, предложил Карху подняться в седло.

Но Карху отказался.

— Когда втянешься, то шагаешь, совершенно не замечая, идешь ты или сидишь в седле, — ответил он, — а если присядешь хоть на минуту, сразу придет усталость.

Ларинен повел лошадь в поводу и зашагал рядом с сержантом. Карху неожиданно спросил:

— А если в Берлине встретятся с нами англичане и американцы? Пожалуй, Германия разделится на два или три куска?

Не одного Карху занимали подобные вопросы. Все знали, что советские войска окружили Берлин и бои идут уже в городе.

— Война еще не кончилась, — ответил Ларинен. — Что будет после победы, пока не известно.

Матвеев на своем Шалуне подъехал к друзьям. И тоже, соскочив с коня, пошел рядом.

— Почва здесь, пожалуй, другая, чем в Восточной Пруссии, — сказал вдруг Матвеев, указывая на равнину.

— Песчаная почва, — заметил Ларинен.

— А ты обратил внимание, какая почва на Одере? — спросил Карху.

— На Одере желтый песок по берегам. Кругом сосновый лес, вересняк. Точь-в-точь, как у нас в Карелии! — ответил Ларинен сержанту.

И оба они улыбнулись.

Солнце поднялось уже высоко. Оно жестоко жгло обветренные лица. Колонну окутывала пыль. Днем идти было гораздо труднее, чем ночью.

Пятисоткилометровый марш наконец закончился. Во всяком случае, на время, если не совсем. Дивизия получила теперь приказ остановиться на отдых на окраине города Лиегнез.

Несмотря на усталость, бойцы бодро приводили в порядок свои новые жилища. Всем хотелось как можно скорее лечь на мягкую постель в прохладных комнатах.

Матвеев нашел в сарае пожарный насос. Четыре человека стали качать его, и в каждое помещение было подано столько воды, сколько требовалось для уборки.

Таким же способом помыли лошадей и колеса повозок.

Больше всех волновалась и бегала Аня. Ей хотелось поскорей выяснить, где будет находиться медпункт.

Но наконец и этот вопрос был разрешен к полному удовлетворению Ани, которая объявила бойцам:

— Теперь уже окончательно решено, что вот в той угловой комнате будет медпункт.

Матвеев сказал Ане:

— Нужно проверить кухню и кладовки. Я осмотрел их — они, по-моему, удовлетворительны. Но, быть может, многоуважаемая медицина будет другого мнения?

— Я тоже проверила. Ничего, подойдут, — ответила Аня.

К полудню была оборудована столовая. Стены ее украсили картинами. На столах стояли весенние цветы, пол был устлан коврами.

— Ну и Анечка у нас! — восклицали солдаты, забывая о том, что и картины и ковры принесли сюда они сами, только цветы собрала Аня.

После обеда объявили отдых. Ларинен поднялся на верхний этаж, чтобы тоже хоть немного отдохнуть. Пол был еще мокр после уборки, и запах сырого дерева напомнил Вейкко субботние вечера в родной семье, в Карелии. Из большого окна, в котором не хватало двух стекол, тянуло свежим воздухом. Тихо колыхались тюлевые занавески. Над ними виднелся кусочек синего неба, на котором облака то вспыхивали, обагренные солнцем, то темнели, как темнеют угли в очаге, готовые вот-вот погаснуть.

Ларинен не мог уснуть: лишь только он закрывал глаза, ему вновь слышалось цоканье копыт, фырканье усталого коня и бесконечное громыхание повозок по асфальтовой дороге. Он открывал глаза — в комнате было тихо.

Наконец Вейкко задремал. Но его разбудил треск полевого телефона. Он полежал еще минуту и лениво протянул руку к телефонной трубке. Начальник политотдела вызывал его вместе с Зайковым в штаб дивизии. Ларинен встал и, позевывая, стал натягивать сапоги.

В кабинете подполковника в мягких креслах сидели командиры полков и отдельных батальонов со своими заместителями. Ларинен посмотрел на подполковника. Ему нравился этот бодрый и всегда подтянутый человек. Он казался значительно моложе своих лет, и лицо его светилось почти мальчишеской улыбкой. Новый китель был хорошо выглажен, до блеска начищенные новые сапоги слегка скрипели.

— Ну, как вы устроились? — спросил он, поглядев на Ларинена.

— Отлично, товарищ подполковник, — ответил Ларинен. — И если у вас завтра найдется свободная минута, то мы были бы рады пригласить вас на чашку чая.

— На чашку чая? Ну, вряд ли мы успеем чай пить, — усмехнулся подполковник. Он присел к столу и торжественно начал:

— Мы собрались сюда, чтобы побеседовать о серьезных делах. Нам нужно спешить. Мы уже получили боевое задание и сегодня в час ночи выходим. Скоро прибудет командир дивизии, даст указания о порядке движения и о ближайших боевых задачах…

В час ночи саперный батальон покинул место стоянки. Шел дождь. Сначала он хлестал в лицо маленькими холодными каплями, потом внезапно полил как из ведра. Закутавшись в плащ-палатки, солдаты шли молча, позевывая нервной зевотой, какая бывает у человека, только что поднятого с постели.