Под грозой и солнцем

Впереди показалась колонна людей, напоминавших беженцев, — по дороге шли люди с узлами, чемоданами, ручными и детскими тележками. Они держали путь на запад, и на груди у каждого из них была прикреплена сине-красно-белая лента. Завидев советских офицеров, люди эти останавливались и, высоко поднимая шапки, кричали:

— Здравствуй, товарищ, здравствуй!

— Куда вы идете? — спросил Зайков, спрыгнув с велосипеда.

— Дом… Франция… Дом… — отвечали они, указывая на запад.

Но вот на дороге показалась встречная колонна, идущая на восток. И люди этой колонны — женщины, дети, старики и девушки закричали по-русски:

— Здравствуйте, здравствуйте, сыночки наши, братья!..

Каждый хотел пожать руку, каждый торопился сказать хоть одно ласковое слово. Некоторые плакали, не стыдясь своих слез.

— Родные вы мои, родные, — говорил Матвеев, обнимая и целуя незнакомых ему людей.

— Куда вы так торопитесь? — спросил Ларинен. — Обождите несколько дней, получите транспорт.

— Нет, нет! — закричали в толпе. — Домой, скорей домой!

— Ни дня здесь не останусь! — воскликнул старик в пальто, подпоясанном ремнем. — Три года мы ждали этого часа.

— На родине встретимся! — крикнул Зайков на прощанье.

— На родине, на родине!.. — кричали им вслед из толпы.

На дороге показалась новая колонна. Шли поляки и чехи. Все торопились. Совершалось великое передвижение народов.

После Гольцберга местность стала неровной, а еще далее — гористой. Асфальтовое шоссе извивалось теперь среди густого лиственного леса, поднимаясь так круто вверх, что велосипеды пришлось вести рядом с собой.

Где-то далеко впереди послышался шум моторов, и потом неожиданно раздался орудийный выстрел. Эхо долго разносилось среди гор, и не успело оно утихнуть, как застучал пулемет, затем другой, раздались короткие автоматные очереди.

Зайков достал карту и стал рассматривать ее.

— Бой, несомненно, происходит вот в этом ущелье, — сказал он. — Тут отличная оборонительная позиция для вражеского арьергарда, так как здесь нет никакого обходного пути.

Но когда батальон дошел до ущелья, сражение уже кончилось. Танки строились в походную колонну.

Начался спуск по такой же извилистой и крутой дороге. Головной дозор шел впереди. Боковые дозоры пробирались по лиственному лесу, отходя от дороги, насколько это позволяла ширина ущелья.

Неожиданно за крутым поворотом показались два немецких мотоциклиста. Прижавшись к рулю, они неслись с бешеной скоростью. Бондарев, ехавший на велосипеде, направил на них свой автомат и, не затормозив велосипеда, нажал на спусковой крючок. Автомат его гремел до тех пор, пока один из мотоциклистов не ударился о каменный столб, а другой упал посреди дороги. Мотор его мотоцикла с воем продолжал работать, и долго еще свистели в воздухе лопнувшие спицы заднего колеса.

Спуск был крутой, и Бондареву с трудом удалось объехать убитого немца. Затормозив слишком круто, сержант врезался в обочину дороги и, не выпустив из рук руля, покатился вместе с велосипедом вниз по склону.

Когда товарищи подбежали к нему, Бондарев уже поднимался с земли, потирая себе бока и руки, однако лицо его светилось радостью победителя.

— Жив? — крикнул Ларинен.

— Как обычно, — ответил Бондарев.

Поздно вечером дивизия остановилась на ночлег в горном селении. Саперный батальон расположился было во дворе большого двухэтажного дома, но Зайков приказал перебраться в дом.

Хозяин в просторном клетчатом халате вышел навстречу с фонарем и, вежливо кланяясь, проводил офицеров в гостиную.

— Пожалуйста, пожалуйста, господа офицеры, — ворковал он. — Пожалуйста, прошу вас…

Верхний этаж был полон итальянцев. На столе в комнате горела свеча. Итальянцы сидели и лежали на диванах, на полу и пели на своем языке какую-то грустную песню. На минуту они утихли, чтоб дать сесть гостям, потом запели русскую «Катюшу», сначала на итальянском, затем на ломаном русском языке. Запевала, молодая девушка, прижавшись к темноволосому юноше, не отрываясь, смотрела ему в глаза.

— Где вы выучились русскому языку? — спросил Ларинен юношу, но тот, смеясь, покачал головой. Вейкко повторил свой вопрос, но никто из итальянцев не знал русского языка. Они знали только слова песни.

Когда кончилась песня, девушка теснее прильнула к юноше и сказала что-то с улыбкой, все так же глядя ему в глаза. Их друзья, при помощи жестов и итальянских, немецких и русских слов, объяснили офицерам, что эти молодые люди познакомились и полюбили друг друга в концлагере и только теперь, после освобождения, смогли быть вместе.

— Как вы сюда попали? — спросил Ларинен. — Италия ведь союзница гитлеровской Германии.

Юноша понял только два слова — «Италия» и «Германия». Запинаясь, он объяснил:

— Италия — это мы… а Муссолини, Гитлер — есть фашисты… Мы не есть фашисты…

Девушка запела итальянскую песню.

Большая горная птица пролетела за окнами. Вершины самых высоких гор уже окрашивала заря. Таяли туманы в долинах и горных ущельях.

Наступило утро девятого мая.

Утром капитан Вейкко Ларинен объявил по взводам, что сегодня днем дивизия перейдет чехословацкую границу.