- Вы слишком торопитесь быть щедрой, - сказал он, - прежде чем купить что-нибудь, надо узнать, что покупаем. Прежде чем спросить, чего я требую за свое молчание, узнайте, по крайней мере, насколько я могу повредить вам, если захочу… Любезная барыня,- продолжал он,- вы женщина осторожная, то есть вы никогда ничего не пишете и, следовательно, можете отпереться перед герцогом, можете уверить его, что я лгу, что вы не знаете господина Артура, что, наконец, не понимаете, что я хочу сказать.
- Я действительно не знаю, - сказала Маласси, к которой в эту минуту отчаянного положения возвратилась самоуверенность и бесстыдство.
- Положим, что так,- сказал лакей, смеясь,- только не обижайте меня, думая, что я разливаю по бутылкам вино, которое еще не бродило, то есть, что я пускаюсь в дело, не приняв предосторожностей.
- Что же далее? - сказала вдова холодно.
- Герцог влюблен, следовательно слеп. Он мог бы поверить, что вы невинны и оклеветаны гнусным лакеем, если бы я явился к нему только со словесными доказательствами. К счастью, у меня есть записка.
При слове записка Маласси вздрогнула.
- Сударыня,- продолжал лакей,- вы не всегда были тридцатилетием женщиной; вы были молоды, неосмотрительны, легкомысленны. Вы писали, и очень часто и очень многим…
И в то же время, как она смотрела с ужасом на человека, казавшегося ей извергнутым из ада дьяволом, он начал рассказывать ей холодно, год за годом и почти день за днем ее прошлую жизнь с того часа, как она вышла из модного магазина улицы Мира, до настоящей минуты, в которую она слушала его с замиранием сердца и с холодным потом на лбу. Прокурор, произносящий обвинительную речь преступнику и пересматривающий его прошедшую жизнь со всеми ее тайнами и подробностями, не мог бы иметь таких сведений, как Вантюр, рассказывающий вдове ее собственную жизнь,
Он не забыл никаких подробностей, никаких интриг, подкрепляя каждый факт каким-нибудь именем или числом, или названием улицы, припоминая каждое письмо, попавшее в его руки неизвестно каким образом.
Этим можно было бы испугать самого отчаянного каторжника.
Несколько минут г-жа Маласси слушала его молча, как убитая.
- Вы видите, - сказал Вантюр,- что я могу очень повредить мм. и что ваше замужество с герцогом зависит совершенно от меня.
Она склонила голову и две слезы выкатились из ее глаз.
- Сколько вам надо? - прошептала она.
- О! - сказал он, смеясь. - Вы для этого не довольно богаты.
- Я буду богата.
- Нет, мне не надо денег.
Человек, которого она только что хотела прогнать, совершен- во овладел ею, он устремил на нее спокойный, самоуверенный, подавляющий взгляд и продолжал:
- Сударыня! Вы напрасно будете думать, что вы находитесь только в моей власти. Я - все и ничего. Вы находитесь во власти огромной, могущественной ассоциации; а я не больше, как тронный уполномоченный ее…
Маласси смотрела на Вантюра с ужасом.
Он продолжал:
- Таинственная ассоциация, которой я теперь представитель, к продаст вам герцогскую корону де Шато-Мальи за несколько тысячных билетов; нет, вы заплатите за нее ценою самих себя, ценою вашей преданности, вашей свободы. Обдумайте это.
Вантюр встал, принял покорный, почтительный рабский вид лакея, готового исполнять приказания своей госпожи.
- Сударыня, когда вы все обсудите, - сказал он,- потрудитесь позвонить. Я должен сказать вам, что вы должны выбрать одно из двух; или увидеть, что сегодня вечером записки, о которых имел честь говорить вам, будут переданы герцогу де Шато- Мальи и приготовиться к разрыву будущего брака; или войти чистосердечно, решительно, с закрытыми глазами в наше общество, которое, впрочем, ничего не желает, кроме вашего счастья взамен нескольких небольших услуг с вашей стороны.
Вантюр вышел.
В продолжение часа вдова Маласси была подавлена тяжестью своих прошедших дурных дел, спрашивая себя, каким образом какой-то адский гений мог собрать сведения обо всей ее жизни и сделать из этого ужасное оружие; потом она стала обдумывать то, чего ожидают и то, чего могут ожидать от нее…
Так как она находилась уже в возрасте честолюбия, в том возрасте, когда некоторые женщины делаются безжалостными и решаются топтать людей под ногами, если это может быть полезно для их эгоизма, она позвонила и сказала Вантюру:
- Говорите, я готова слушать вас и вам повиноваться.
Гордая женщина склонила голову и смирилась перед лакеем. Что произошло после этого между нею и им? Никто этого не знает.
Но со следующего дня улыбка возвратилась на уста прелестной вдовы, ее взгляд стал спокоен; она была уверена с этих пор, что выйдет замуж за герцога де Шато-Мальи. Вантюр же сделался самым почтительным управителем.
Вдова Маласси стала, как и прежде, ходить каждый день на улицу Флешье. Ее управляющий носил даже иногда к Артуру раздушенную записочку, написанную прекрасной рукой его госпожи.
В таком положении находились дела, когда маркиза Ван-Гоп по предательскому приглашению вдовы Маласси приехала к ней и узнав, что де Верни был опасно ранен, упала в обморок при этом убийственном известии.