Вишня ездила почти каждый день в скромном фиакре по таким же делам, от двух до пяти часов. Она ездила очень часто к графине де Кергац, советовалась с нею но всем и почти всегда бралась исполнить благотворительные поручении Жанны.
Следовательно, оба супруга, питая взаимное доверие, пользовались также взаимной свободой.
Вишня очень редко спрашивала Леона, что он делал после обеда; еще реже спрашивал Леон Вишню, куда она ездила; оставаясь вдвоем, они избегали разговора о делах, к которому имели невольное отношение, как и все трудящиеся люди.
Эти подробности нужны нам для того, чтобы понять происшествия, последовавшие за поступлением Бирюзы в мастерскую Вишни работницей на дому.
Когда пробило два часа, Леон Роллан, движимый непонятною силой и повинуясь таинственному влечению, отдал кое-какие приказания подмастерью, надел пальто и вышел из дому. Он направился на улицу Шарон, как очарованная птичка ползет, трепеща крыльями, в отверстую пасть змеи. Идя по лестнице в квартиру отца Гарен, он почувствовал сильное биение сердца. На третьем этаже он встретил привратницу, которая мыла пол.
Вдова Фипар, интересная супруга Николо, казненного на гильотине, поклонилась Роллану так подобострастно, как кланяются миллионерам.
- Ах! Милый, добрый барин,- сказала она,- само Провидение послало вас на помощь к этим бедным людям… к этой доброй девушке, которая беспорочна, как святая… и несчастна! Это раздирает сердце даже у меня, бедной служанки.
Тут ужасная старуха нашла нужным рассказать Леону самым трогательным голосом и с бесподобною беглостью невероятную историю, из которой можно было вывести заключение, что девица Евгения Гарен проводит дни и ночи за работою для пропитания своего отца.
Леон заплатил пять франков за историю привратницы и пошел наверх, на шестой этаж. Сердце готово было выскочить у него из груди в то время, как он постучался в двери.
- Войдите,- сказал голос, от которого он задрожал с головы до ног.
Он отворил дверь и остановился на минуту на пороге.
Казалось, что бедная мансарда сделалась не так печальна, благодаря двум луи, которые он подарил накануне. Немного нужно денег, чтобы придать вид довольства самому бедному жилищу. Старик был покрыт прекрасным новым одеялом и очень белыми простынями. Маленькая чугунная печка распространяла вокруг себя приятную теплоту. Возле печки сидела Евгения и шила.
Леон ничего не видел, кроме нее, очарование сделалось еще сильнее, нежели когда-либо, когда швея встала и, устремив на "его магнетический взгляд, слегка покраснела и поклонилась ему.
- Папа,- сказала она,- это господин Роллан.
- Да… это я… отец Гарен,- пробормотал Роллан в волнении.
- Ах! Мой добрый хозяин, да благословит вас Господь,- проговорил слепой плачевным голосом.- Ах, хозяин! У вас ангельское сердце.
Леон сел у изголовья больного, он спросил его о здоровье и долго разговаривал с ним, сам не зная о чем; дрожь пробегала по его телу и каждый раз, когда прекрасная Евгения устремляла на него свои большие голубые глаза, он чувствовал, что у него переворачивается вся душа. Таким образом прошло два часа, которые промелькнули для него, как сон.
Он молча пожал руку Евгении, обещал ей прийти на другой день в том же часу и ушел качаясь, как пьяный.
В этот вечер Роллан был рассеян и грустен, а когда Вишня, заметив в нем эту перемену, спросила, что с ним делается, он отвечал, что устал от ходьбы и что у него сильно болит голова. Леон в Первый раз солгчал своей жене.
На другой день он опять пошел на улицу Шарон и застал Евгению, как и накануне, за работой у изголовья ее отца. Он ходил туда и в последующие дни. Глаза швеи были постоянно опущены, и она держала себя так, как прилично честной девушке^; она говорила мало, краснела, когда Леон останавливал на ней свои отуманенные страстью глаза, и вот по прошествии восьми дней бедный Роллан, сам того не замечая, влюбился в нее до безумия.
Однако, стараясь скрыть свои дурные поступки, он прибегнул к хитрости и стал у себя дома притворяться веселым; он целовал свою жену по-прежнему, но его сердце уже не билось так горячо, как прежде. Ночью он спал беспокойно; его тревожили видения; ему чудилась женская головка, но это не была уже головка Вишни, с ее свежим, розовым личиком, с большими кроткими глазами, с прекрасными черными волосами и с розовым ротиком. Нет, это лицо было бледнее, окруженное пушистыми белокурыми волосами, Глаза этого лица были темно-голубыми и из них исходил чарующий, одуряющий блеск; это лицо было задумчиво и серьезно, как лицо падшего ангела, тоскующего о небе и любующегося своей губительной красотой.
Леон стал чувствовать необходимость уединения и потому каждый день, после ужина, находил предлог удалиться: то ему нужно было прогуляться, то идти в контору докончить счета. Иногда он стал запираться в своей мастерской и там, без свидетелей, принимался плакать, как ребенок.
Однажды он пришел к отцу Гарену ранее обыкновенного.
- Евгении нет дома,- сказал ему слепой.
Леона стала беспокоить ревность; где она? Он хотел уйти, но у него не достало для этого сил, и он прождал два часа.