Наконец Евгения пришла. Она держала в руке корзину и сказала ему, что ходила на рынок покупать кое-какие съестные припасы.
Увидя ее, Леон сперва покраснел, потом побледнел; он- забылся до такой степени, что стал упрекать ее за то, что она слишком надолго отлучается от отца.
Она потупила глаза; бедный работник увидел, что по ее щекам струятся две слезы, и он попросил у нее прощения и ушел в отчаянии, что огорчил ее; он сознался себе, что не участие к слепому вызвало его упреки, а ревность.
Леон начал ясно читать в своей душе и ужаснулся. Несмотря ни на что, он был честным и хорошим человеком, с простым и здравым умом, он уважал обещания, данные пред алтарем и очень строго смотрел на обязанности мужа и отца. Он полюбил Вишню, которая любила его и до сих пор; он сделался ее мужем, покровителем, их навеки соединила колыбель их дитяти; и честный человек говорил сам себе, что ему навсегда запрещено любить другую женщину.
Однажды вечером, сидя одиноко в своей конторе, он припомнил все это и дал себе обещание превозмочь себя, заглушить свою страсть, сходить к Евгении в последний раз, положить на кровать отца горсть денег и уговорить молодую девушку уехать с отцом на свою сторону, где теплый климат, может быть, исцелит его.
Леон хотел удалить Евгению Гарен из Парижа; он чувствовал свое нравственное бессилие; он понимал, что, если она останется, он не в состояний будет отказаться от свиданий с нею.
Он скопил несколько денег, в которых не давал никому отчета и которые выходили почти все на тайные вспомоществования бедным. Чтоб утвердиться еще более в своей решимости, Леон достал из ящика тысячу франков и положил их в кармам. Он имел намерение подарить их отцу Гарену с тем условием, чтоб он уехал на свою родину.
Когда он возвратился в свою квартиру, в ней царствовала глубокая тишина, все уже давно спали, утомясь от дневных трудов.
В спальне жены ночник, поставленный на камине, распространял вокруг себя слабый, матовый свет. Подле него стояла колыбель ребенка, закрытая тою же занавеской, которая покрывала постель матери.
Леон остановился на пороге, как будто бы угрызения совести и стыд мешали ему войти туда с сердцем, наполненным преступными желаниями, и занять свое место между двумя существами, которые должны бы были наполнить всю его жизнь. Он взглянул на свою жену, на целомудренную и прекрасную Вишню, и на ее дитя, розовое и белокурое, как ангел, душа которого, казалось, каждую ночь улетала на небо, между тем как его нежное тельце покоилось близ матери. Потом, проведя рукой по лбу, как будто бы желая прогнать неотступную мысль и преследующий его образ, он тихо приблизился к ним и, удерживая дыхание, открыл осторожно занавесь. Ему представилась прелестная картина. Ребенка не было в кроватке, мать положила его возле себя, она обняла его рукою и спала вместе с ним. Дитя, вокруг которого мать обвила свою прелестную руку, открыло ротик и улыбалось во сне. Мать, лицо которой было серьезнее спала, приложив губы к его головке, белокурой, как у херувима.
Мастер несколько времени любовался своим счастьем, представившимся ему в двойном виде, он не смел пошевелиться, не смел дохнуть. Губительный образ, демон с голубыми глазами, улетел на время из его воображения; счастливый отец почувствовал, что сердце его бьется, и ему показалось, что его супружеское счастье не отлетело от него. Он наклонился к спящим и хотел положить ребенка в кроватку; но, как ни старался освободить его от нежной руки матери, эта рука сжала его сильнее, и на лбу Вишни появилась складка; спящая мать ухватилась за ребенка так крепко, как будто бы ему угрожала опасность.
Потом, она открыла глаза и увидела мужа. Складка исчезла ср лба, серьезное выражение лица заменилось улыбкою, рука разжалась й отец мог взять ребенка и положить его в кроватку,
Образ Женни исчез.
На другой день Леон пришел в мастерскую с веселым и улыбающимся лицом.
Он много занимался в продолжение всего утра, принимал посетителей, заказы и много работников. Потом в субботу, в день платежа, Леон имел привычку с утра проверять кассу и отсылать разменивать деньги.
Когда он вышел из дому, около двух часов, и направился на улицу Шарон, он имел в кармане тысячу франков, которые хотел дать отцу Гарену и взять с него обещание уехать. Остановясь у двери дома, он опять почувствовал странный трепет сердца, который делался с ним каждый раз, когда он приходил туда; но он уже решился и потому храбро поднялся по лестнице.
Вдовы Фипар не было в привратничьей комнате, он никого не встретил на лестнице и дошел таким образом до мансарды.
- Войдите,- отвечал голос молодой девушки, когда Леон позвонил.
Леон вошел и вскрикнул от удивления.
Постель старика была пуста, молодая девушка была одна…
У мастера закружилось в голове. Ему пришлось в первый раз быть наедине с этой женщиной, производившей такие опустошения в его душе, и пришлось это именно в тот день, когда он пришел к ней в последний раз.
Молодая девушка сильно покраснела и встала, как будто она сама боялась остаться с ним наедине.