Не золото врагов меня прельстило:Я взял его как средство поскорееМое намеренье осуществить[197].Но план разрушен — господу хвала!Я стану радоваться в смертных муках,Моля его и вас простить меня.Грей
Никто не радовался так, встречаяРаскрытье государственной измены,Как я сейчас ликую, что разрушенМой план проклятый. Пусть меня казнят,Но все ж меня простите, повелитель.Король Генрих
Бог да простит вас! Вот вам приговор.Вы в заговор вступили против насС лихим врагом и золото егоЗалогом нашей смерти получили;Вы продали монарха на закланье,Его вельмож и принцев — на неволю,Его народ — на рабство и позор,И всю страну — на горе и разгром.Не ищем мы отплаты за себя,Но дорожим спасеньем королевства,Которое вы погубить хотели, —И вас закону предаем. Идите,Несчастные преступники, на смерть.Пусть милосердный бог вам силу дастПринять ее достойно, с покаяньемВ проступках ваших. — Уведите их. —Кембридж, Скруп и Грей уходят под стражей.
Теперь во Францию, милорды! БудетПоход для нас богатым бранной славой.Война счастливой будет, я уверен.Господь по милости своей раскрылИзмену, что подстерегала насВ начале предприятья. Нет сомнений,Преграды все устранены с пути.За дело, земляки! Мы наши силыПоручим богу и в поход направим.Садитесь веселей на корабли.Развернуты знамена боевые.Пускай лишусь я английского трона,Коль не надену Франции корону.Уходят.
Сцена 3
Лондон. Перед трактиром «Кабанья голова» в Истчипе.
Входят Пистоль, хозяина трактира, Ним, Бардольф и мальчик.
Хозяйка
Прошу тебя, сахарный ты мой муженек, позволь мне проводить тебя до Стенса[198]
.Пистоль
Нет, у меня и так в груди тоска. —Ободрись, Бардольф. — Ним, распетушись. —Мужайся, малый. Умер наш Фальстаф —И мы скорбеть должны.Бардольф
Хотел бы я быть с ним, где бы он ни был сейчас, на небесах или в аду.
Хозяйка
Нет, уж он-то наверняка не в аду, а в лоне Артуровом[199]
, если только кому удавалось туда попасть. Он так хорошо отошел, ну, совсем как новорожденный младенец; скончался он между двенадцатью и часом, как раз с наступлением отлива[200]. Вижу я, стал он простыни руками перебирать да играть цветами, потом посмотрел на свои пальцы и усмехнулся. Ну, думаю, не жилец он больше на свете. Нос у него заострился, как перо, и начал он бормотать все про какие-то зеленые луга. «Ну как дела, сэр Джон? — говорю я ему. — Не унывайте, дружок». А он как вскрикнет: «Боже мой! Боже мой! Боже мой!» — так раза три или четыре подряд. Ну, я, чтобы его утешить, сказала, что ему, мол, незачем думать о боге; мне думалось, что ему еще рано расстраивать себя такими мыслями. Тут он велел мне потеплее закутать ему ноги. Я сунула руку под одеяло и пощупала ему ступни — они были холодные, как камень; потом пощупала колени — то же самое, потом еще выше, еще выше, — все было холодное, как камень.Ним
Говорят, он проклинал херес.
Хозяйка
Да, проклинал.
Бардольф
И женщин.
Хозяйка
Нет, этого не было.
Мальчик
Как же нет? Он говорил, что они воплощенные дьяволы с мясом и костями.
Хозяйка
Вот уж что касается мяса, то он терпеть не мог мясного цвета.
Мальчик
Он как-то сказал, что попадет к дьяволу в лапы из-за женщин.
Хозяйка
Да, случалось, он затрагивал женщин; но ведь он был ревматик
[201] и все толковал о вавилонской блуднице.Мальчик
Помните, раз увидел он блоху на носу Бардольфа — и говорит: «Это грешная душа горит в аду».
Бардольф
Ну, теперь топливу-то пришел конец, нечем поддерживать огонь. Вот и все, что я нажил у него на службе.
Ним