Порох в топленом молоке (СИ)

мне, почему же тогда так больно?

========== Я забыла, что должна его забыть ==========

Зоя не видела лица мужчины, но знала, что это Гранкин – он был единственным дворянином, кроме их помещика, кто хотя бы единожды не побрезговал самолично явиться в Пачину и, сидя в седле и раздавая детворе жалкую милостыню, провести коня по одной-единственной запыленной улице с поредевшими избами по обеим сторонам и согнувшимися у корыт старухами.

Но в этот раз жеребца у него не было, он шел пешком, и его начищенные ботинки из телячьей кожи противно хлюпали в грязном талом снегу. Гранкин уносил с собой мальчика, светловолосого лисенка с глазами-пуговками, и Зоя знала, что это ее сын.

Хотя, конечно, никакого сына у нее не было, это был очередной кошмар, но она все равно кричала им вслед, а пошевелиться не могла и только и смотрела, как удлиняется дорожка из блестящих оберток барбарисовых карамелек, которые мальчик распечатывал своими маленькими пальчиками и бросал вниз.

Он выглядывал из-за плеча Гранкина, но не плакал, а просто продолжал заниматься своим делом, пока леденцы таяли в его руках и склеивали между собой пальцы липкой подтаявшей сладостью. Когда Гранкин вдруг остановился, все лицо мальчика было красным от леденцового сиропа. Мужчина достал носовой платок и заботливо, по-отечески обтер его. Мальчик улыбнулся, сморщил нос, обнажил ровный рядок маленьких молочных зубов.

А когда Гранкин платок убрал обратно в карман, Зоя уже знала, что никакой это был не сироп и не в нем выпачкалась рыжая дубленка мальчика. Но не Гранкин сделал это с ним, потому что это Зоины руки все были вымазаны в крови, а влажные, тяжелые от жидкости полы кафтана колыхались на ветру, как мокрые после стирки простыни.

А мальчик все смотрел на нее, даже когда Зоя упала, окровавленными руками уперлась в жижу из размокшей со снегом глины, оставила багряные пятна на снегу, который таял и ручейками мутной воды скатывался в колеи от полозьев саней и повозок и следы лошадиных копыт.

Зоя.

Гранкин обернулся, и под полями его городской шляпы, которая отбрасывала на глаза тень, Зоя различила идеальное лицо Дарклинга. Он улыбнулся, прямо как в тот день в школе, когда за завтраком Зоя смела ветром тщедушное тельце маленького задиры вместе с его похлебкой точно со скамьи, привлекла к себе внимание.

От улыбки лицо Дарклинга словно бы раскололось, неподдельный интерес хлынул наружу. Он будто проверял, на что она теперь способна, поддразнивал, на ее глазах ласково гладил мальчика по волосам.

Зоя знала, что все это было не по-настоящему, дорога перед ней и та подрагивала, словно мираж, а старуха у корыта так и полоскала в нем кровавую простыню, как заводная игрушка. И весь снег вокруг ее юбок был окроплен пятнами, точно прямо под избой зарезали свинью. Вот только в Пачине скотины у деревенских отродясь не водилось.

Зоя ощущала повсюду кровь, и чувство это было реальным, как то, что руки и ноги у нее увязли в грязи и она не могла оторвать их от земли. Туман на дороге сгущался, как молоко, не стало больше ни старухи, ни избы, и скоро в последний раз Зоя увидела лицо беловолосого лисенка, пока он не сгинул в густой пелене на руках у Дарклинга вместе с обертками конфет у их ног.

– Всему свое время, грозовая ведьмочка, – ладонь Юриса ощутилась на ее плече воздухом, ставшим туманом, он наполнял рот и уши гущей, плотной, как кисель, и это ощущение тоже было настоящим.

Зоя.

– Просыпайся, Зоя. Тебе и твоему юному королю еще рано умирать.

Ваше величество!

Она услышала разнесшийся по нагорью голос Толи до того, как почувствовала густой дымный запах.

Дым уже висел вокруг плотной пеленой, но серый блеклый свет упирался в обрушившуюся железную крышу, дробил дымок, и Зоя сначала увидела и только потом почувствовала, что на сломанной руке у нее вздулась манжетка из собравшейся под кожей крови, что стянутое шерстяным кафтаном тело изрезали осколки хрустальной посуды и что под висящей на волоске паровозной крышей она была – как муравей под занесенным военным сапогом.

Если она шевельнется, ее или придавит, или раздавит целиком, и, думалось ей, второй вариант был куда предпочтительнее.

Ваше величество!

Зоя ощутила, что Николай был рядом, в тот же момент, когда в животе противно заныла ранее неизвестная ей мышца. Они с Николаем провели вместе достаточно времени, чтобы, даже будучи скверным корпориалом, Зоя смогла отличить его от любого другого мужчины по одной только энергии, по тому, как сердце гоняло кровь по его венам.

То, как хорошо она его знала, вгоняло в сердитое уныние, потому что Зоя прекрасно понимала, что в этом всегда было что-то еще, что-то большее, чем присяга, клятва защищать короля до последней капли крови.

Она осторожно пошевелила рукой, та увязла в каше из воды и снега. Зоя чувствовала влажный запах сырости и меди, во рту была кровь, а пульс Николая становился все слабее. Когда Зоя позвала его, а потом снова и снова, она уже знала, что ждать больше нельзя. На этом фоне подкативший к горлу уксус так некстати казался проявлением слабости.