Порох в топленом молоке (СИ)

– Это фамильное поместье Ланцовых. Кроме доверенных слуг и пары-тройки придворных о нем никому не известно. Поверить только, в моем детстве это было единственное место, в которое мне хотя бы разок из вредности не хотелось подбросить зажженную спичку!

Зоя фыркнула:

– Как был гвоздем в сапоге, им и остался.

– Стало быть, ты не очень-то и возражаешь против этого самого гвоздя в твоем сапоге, – Николай уже обернулся и прислонил ладонь к Зоиной щеке.

Она накрыла ее своей. Какое-то время они так и стояли, глядя друг другу в глаза и думая каждый о своем. Потом Николай продолжил:

– Эта усадьба принадлежала моей матери, – сказал он и, прижавшись к Зое лбом, добавил. – Теперь она твоя.

========== Я просто подумал, что должен знать ==========

syml - fear of the water

И если ты не создана для меня, почему же мы тогда полюбили друг друга?

В конце концов, это случилось. И хотя Зоя не была одной из тех безалаберных, легкомысленных женщин, кто теряет осторожность и позволяет подобному произойти, к первым оттепелям, когда хочется стряхнуть с себя, как хлопья снега или пальто с овечьей подкладкой, зимнюю тоску, налопаться блинов с маслом и вдохнуть, наконец, полной грудью, очередные дивные казусы их совсем не дивной страны окончательно отвоевали Зоину осмотрительность.

Вообще-то, скажи ей кто об этом еще накануне Зимнего бала, она бы, разумеется, сперва сильно возмутилась, но затем только позабавилась: в самом деле, какой вздор! Да она, Зоя Назяленская, быстрее бы станцевала польку в чем мать родила прямо в Купольном зале или признала во всеуслышание, что уже который год не может спать по ночам, чем совершила ту же ошибку, что когда-то ее глупая мать.

Как самонадеянно! И посмотрите, где Зоя теперь, точно в разгар масленичных гуляний и весеннего повышения активности этих вертлявых маленьких шквальных, которые называют себя ее учениками, но с начала недели все извились в ожидании папенек и маменек, обещавших отвезти их на ярмарки в другие города или родные деревни.

Дети.

– Вот только не надо так на меня смотреть, – рявкнула Зоя на Женю и стащила последний блин прямо из-под носа портнихи. Густо полила тот каштановым вареньем, закусила засахаренными абрикосами и сливами, и ягодами медовой клубники, поданными к чаю прямиком из теплиц гришей.

Подумала о своем подтянутом, идеальном теле солдата, о простой предопределенности, понятности ее предназначения и, наконец, о Николае, о ее друге, любовнике и короле, и удовольствие от воскресной трапезы сменилось каким-то новым отчаянием, внезапным ощущением зияющей в ней черноты.

Эта ее ошибка пустила корни еще на войне, в обещаниях, которые они оставили друг у друга на губах вместе с копотью и собственной кровью, а укрепилась, разрослась на смятых царских простынях с кружевной оборкой в звездообразном, зубчиками чашки расщепленном свечении лампады гранатового стекла в ту их первую ночь, которую Зоя, если быть совсем уж честным, и вовсе не должна была допустить.

– Если хочешь знать… – начала вдруг Женя, но Зоя ее перебила:

– Не хочу.

– И все равно я скажу. Может, я и ношу на одном глазу повязку – справедливости ради, совершенно прелестную повязку в подарок от моего мужа, – но это не означает, что я не заметила, как ты без приглашения явилась сюда спросить моего совета. Нет, разумеется, ты еще можешь пойти поискать другую подругу, я не обижусь, – отмахнулась Женя, а затем приложила палец к подбородку, словно размышляла. – Постой-ка. Но у тебя больше нет подруг. В самом деле, кто, кроме меня, согласится задарма сносить твой дурной характер и превращать эти тоскливые генеральские кафтаны в произведения искусства?

– Дорогуша, всем известно, что любой здравомыслящий человек отгрыз бы себе руку за возможность провести в моем обществе минуту-другую, – фыркнула Зоя.

– Если ты не видишь разницу между тем, чтобы делить с кем-то постель и быть готовым разделить с ним и горе, и радость, я не стану тебя переубеждать.

– Женя, если хочешь убить меня, сделай это быстро и хотя бы секунду не вспоминая свою свадебную клятву. Эта пытка слишком изощренная даже для меня.

– Подожди, скоро ты поклянешься Николаю в любви до самой смерти. Вот это будет изощренной пыткой, ведь тебе придется заткнуть за пояс свою гордыню.

Зоя почему-то разозлилась:

– Можно подумать, я собираюсь замуж по любви, – раздраженно сказала она и тут же добавила: – Что я вообще собираюсь замуж.

В годы, когда другие девочки думали о браке просто и оптимистично, верили, что будущие мужья будут о них заботиться, заметят, если им плохо, если они устали или им приглянулось очередное дивное платьице с буфами и вышивкой хрустальными бусинами с витрины в модном столичном магазине, Зоя уже решила, что ни за что не станет женой ни одному мужчине.

Довольно с нее помолвок и свадеб, и обещаний хорошей жизни за послушание, за то, что она во всем станет угождать супругу, его отцу и матери и всем товарищам по службе в кавалерии.