Порох в топленом молоке (СИ)

– Ну, ну, Зоя, не все сразу, – сказал он и поцеловал ее. Шаль соскользнула, и грудь Николая ощутилась на Зоиной груди мокрой от снега шерстью шинели. Его дыхание, сперва вырывавшееся изо рта белыми облачками пара, теперь было теплое и влажное. Спустя минуту он уже целовал ее ключицы.

– Николай, – Зоя остановила его, ее тон снова сделался холодным, потому что нельзя одновременно быть рассудительной и вспоминать о том, как Николай двигался над ней в морковно-розовой дымке предрассветных сумерек в одну из тех длинных осенних ночей на сеновале. – Сомневаюсь, что твоя репутация выдержит такое испытание.

– Люблю, когда ты заботишься обо мне, Назяленская, – подначил он.

– Ничего подобного я не говорила, – отмахнулась Зоя.

– Так что насчет небольшой поездки за Ос-Альту в моем блестящем обществе?

– Какой еще поездки?

– А вот этого сказать не могу, голубка моя, – промурлыкал Николай. – Но обещаю: ничего из того, что не выдержала бы твоя репутация.

Зоя смяла в руке подол кафтана:

– Разве твоя вездесущая птичка не нашептала тебе, что зимой я предпочитаю не покидать дворца без надобности, потому что от мороза мои изящные руки становятся грубыми, как чурки?

– К счастью, я припас для тебя рукавицы. А если ты вдруг тревожишься о том, что я, скажем, замыслил какой-нибудь сюрприз, то, клянусь, Зоя, и в мыслях не было! Никаких подарков и празднований. Но, если ты позволишь, я захвачу с собой пирог с изюмом. Так, на всякий случай. Знаешь, Зоя, ведь их пекут и на свадьбы, так что совершенно нет надобности считать наш пирог именинным! – веселился Николай.

– Стало быть, я могу и согласиться, но тогда вам придется спеть мне «Каравай», ваше величество.

– Я уже готов начать распеваться, но, боюсь, при любом раскладе выбирать, кого любишь, вам придется из одной только моей ошеломительной персоны.

– Обижаешь, – сказала Зоя. – У меня достаточно воображаемых друзей.

– В таком случае передай дракону, что я бросаю ему перчатку.

– Ревнуете, ваше величество?

– Считаю долгом чести предоставить сопернику шанс проиграть с достоинством, – Николай коснулся губами Зоиной руки.

Потом, когда они в ночи верхом рассекали плотную, вязкую тишину запорошенного нагорья с одними только керосиновыми лампами, Зоя гадала, что побудило ее согласиться. Два охотничьих жеребца друг за другом трусили по окутанной мраком холодной дороге, и раз-другой Зое приходилось склонять голову под горстями зимней рябины.

Капюшон грязного зипуна, пропахший кислым молоком, постоянно спадал на глаза, и Зое приходилось оттягивать его обратно. К тому же, она все еще не знала, на что променяла горячую ванну и мыслянисто-дымный аромат шуханских благовоний, но затем Николай дернул за поводья и обернулся, и живот у Зои свело от одного только вида его припорошенных снегом волос, которые в свете лампы казались скорее оттенком гречишного меда, чем пшеничными. Николай был на редкость красивым мужчиной и прекрасно это знал.

– Неужто всю дорогу фантазируешь обо мне, Назяленская? – ухмыльнулся он.

– В ваших мечтах, ваше величество.

– Что ж, чудненько, потому что я не уверен, что вы способны вынести больше двух оргазмов за одну ночь, генерал.

– Больше двух? Ты не настолько хорош.

Глаза Николая сверкнули:

– В таком случае предлагаю честное пари.

Зоя была уверена, что то, что он собирается сказать, ей не понравится.

– Говори.

– Если победа останется за мной, ты безоговорочно согласишься принять то, из-за чего в эту исключительно гнусную пургу мы с тобой вынуждены в который раз преклоняться перед елями. Ну вот опять!

– Помнится, ты говорил, никаких подношений, – скептически отозвалась Зоя.

– А это не подношение, дорогая Зоя. И, Санкт-Григорий упаси, даже не подарок! Только лишь награда за твою доблестную службу. А ты знаешь, к символичным датам у меня слабость.

Они выехали на поляну в окрестностях чьей-то усадьбы, сильно заметенной и говорящей о старых деньгах, передающихся из поколения в поколение. Она была скрыта от любопытных глаз пихтовой рощей. И хотя дом, по всей видимости, пустовал, Зоя не была уверена, что им с Николаем стоило здесь находиться.

Но он уже направил коня прямиком к фонтану перед центральным входом. Фонтан стоял полуразрушенный, обвитый голыми ветвями виноградной лозы, но Зоя все равно разглядела лепнину в виде двуглавого орла. Масляный желтый свет керосиновой лампы Николая отбрасывал на него тень.

Он спешился и заботливо стряхнул с лепнины снег. Жест, может, и неприметный, но Зое было достаточно даже такой малости, чтобы понять, как много это место значит для Николая.

Она легко спрыгнула с лошади, сапоги сразу же утонули в снегу. Еще раз вдохнула свежий морозный запах хвойного леса и вспомнила, как ребенком зимой сбегала из Малого дворца, чтобы насобирать брусники и потом упросить поваров сварить больше ягодного морса.

Зоя подошла к Николаю со спины и, привстав на носочки, положила голову ему на плечо. Ощутила тепло его шеи.