Вот мученица, чью девичью жизньпресек топор,ей шею ожерельем одарив,изысканным, чей заалел извив,как первый в жизни праздничный убор,но украшеньем этим не горда,она улыбку спрячет со стыда.Спит старшая, а младшая сестрица,принявшая безропотно судьбу,и камень, и пробоину во лбу,старается обнять ее за шею,«Покрепче», – говорит во сне девица;меньшая молча к старшей льнет на грудь,чтобы в ее рубашку лоб уткнуть(лоб мечен камнем, он, разящий, с нею),рубашка же, как парус, на ветру,дыхание сестры хранит сестру.Так длится час, им вечностью светя,и обе святы: дева и дитя.Шелк белый душ запутан общим свойством;пока еще дрожат в безвестном сне,уже томимы тайным беспокойством,робеют перед будущим геройством,которое грозит им в тишине.Представь себе: они с постели встали,от сновиденья лица как в тумане,но поутру соседи-горожанена них оглядывались бы едва ли;ни ставен стук распахнутых оконныхне настораживал бы ни на миг,ни шепот кумушек неугомонных,ни даже в подворотнях детский крик;не думали ни о каких поблажках,издалека заслышав некий зов;и как на праздник шли в своих рубашках,еще без мученических венцов.
Святая
Народ страдал от жажды, лишь девицане знала жажды, но явитьсямог ей одной спасительный родник;а все еще лоза не шевельнулась,недвижная среди недвижных скал,и дева вспомнила, как содрогнуласьвчера, когда с больным переглянуласьребенком: он от жажды умирал.И не могла лоза не наклониться;как зверь, который шел на водопой,почуяла, где тайная криница:и в жилах кровь и под ее стопой.