Превыше всего. Роман о церковной, нецерковной и антицерковной жизни

Шинкаренко, глядя на пивной стакан, снова хмыкнул – на этот раз натурально, а не мысленно. Что ж, многое он готов был понять. Не согласиться, не принять, но хотя бы понять. Ну да, Евсевий сейчас, без преувеличения, по всей России изыскивает каждую финансовую крошку, которую можно бросить на строительство кафедрального собора. Он очень хочет дружить с областными властями, которые давным-давно недолюбливают Шинкаренко за его былую политическую активность. Решили сменить главреда – значит, решили. Скверно все это, конечно… Что вот так – не из-за вопросов веры, не из-за каких-то безнравственных дел, не из-за непрофессионализма, наконец, а ради дружбы с безбожными, по сути своей, властями… Ради успешного сбора милостыни. Пусть так. Но зачем уже после увольнения давать ему этот унизительный в своей публичности пинок?..

Шинкаренко заглянул в свой старенький бумажник. Поскольку пара купюр там еще оставалась, он тяжело поднялся и подошел к стойке.

– Еще пива. Ноль пять. И… – тут он окинул ястребиным взором предлагавшиеся закуски. – И кальмаров дайте. Маленький пакет.

Получив все затребованное и окончательно расставшись с наличностью, он вернулся за столик. В голове же его вихрем проносились воспоминания. Вот он еще молодой и считающийся перспективным офицер ГРУ. Конец 1980-х годов. Совсем недавно он переехал в Мангазейск и так же недавно женился на местной девушке. У него – уже своя, пусть и маленькая, но отдельная квартира. Личные дела вроде идут неплохо, а страна… Страна катится непонятно куда. Звучащие рефреном «так жить нельзя!» и «надо что-то делать!». Первый национально-патриотический клуб в местном Доме офицеров. Первые несоветские книги, дореволюционные репринты и даже зарубежные издания. Первые националистические газеты. Изголодавшиеся по альтернативной информации интеллигенты, глотающие эти новые, кажущиеся буквально инопланетными, книги том за томом. Их многочасовые клубные чаепития, во время которых они пытаются объяснить друг другу (и самим себе) устройство мироздания и судьбу России. Казалось, что происходит что-то чудесное: как будто самые людские души начали тереть щеткой, как трут старинную монету или бляху, и вот уж из-под слоя столетней грязи и копоти начинает блестеть что-то другое. Что-то новое, удивительное и в то же время родное…

По крайней мере, им казалось, что было именно так. Что их первые клубные сборы были местом некого духовного преображения, а не посиделками кучки городских фриков.

А вскоре – увольнение из ГРУ, по собственному желанию. Казалось, что разваливается не армия, а вся страна. Дальнейшая служба (служба кому? где?) выглядела безсмыслицей. Было начало 1990-х, вокруг возникали не сотни даже, а тысячи новых возможностей… А главное – он был свято убежден, что над Россией нависла смертельная угроза. Мол, план Даллеса, «Сионские протоколы» и прочее в этом роде уже реализуется. Еще год-два – и Россия погибнет. И он, как многие его друзья тех лет, ринулся ее спасать. Как спасать? Это было не очень ясно. Прежде всего создали свою национально-патриотическую организацию. Потом вошли в состав другой, уже всероссийской. Потом, наконец, начали думать, чем же заняться. Для начала попробовали проводить митинги и пикеты. В частности, стояли в 1992 году у Свято-Воскресенского храма, требуя канонизации императора Николая II. Молодой отец Игнатий, который тогда только-только прибыл в Мангазейск, иногда выходил на паперть и пытался с ними аккуратно спорить. Мол, Кровавое воскресенье, Ленский расстрел, «не все однозначно»… Шинкаренко снова чуть улыбнулся. Теперь, когда в 2000 году Архиерейский Собор РПЦ МП прославил в лике святых царскую семью, отец Игнатий, конечно, уже не спорит. Наоборот – сам служит им молебны…

Чтобы кормить свои семьи, начали торговать книжками. Благодаря связям в патриотической среде удалось установить контакт с несколькими издательствами. Книги из серии «Белое дело» поначалу шли на ура – до половины всех предприятий и кооперативов Мангазейска были у них подписаны, с нетерпением ожидая нового тома. Больших денег это не приносило, но, однако, удавалось не голодать.