Превыше всего. Роман о церковной, нецерковной и антицерковной жизни

А потом грянула инфляция. Издательства обанкротились, а вся полученная прибыль буквально за пару месяцев превратилась в ничто. Шинкаренко со своими соратниками пытался как-то выкрутиться, даже продал свою квартиру, к тому времени приватизированную – но ничего не вышло. Весь их бизнес рухнул. Половина квартирных денег ушла на покрытие долгов, а второй аккурат хватило для того, чтобы оплатить дорогостоящее лечение для жены, которой оно как раз тогда потребовалось. Потом… Потом постепенное, но быстрое угасание всякой общественной активности, угасание наивных надежд и наивных страхов. Старые друзья и соратники стали тихо покидать Движение (так было принято именовать национал-патриотическую среду среди тех, кто к этой среде принадлежал). Всем надо было кормить свои семьи и вообще «как-то устраиваться». Многие уехали из Мангазейска; остался, за редким исключением, явный человеческий неликвид. К какому-то берегу должен был прибиться и Шинкаренко. С одной стороны, он не хотел порывать с национал-патриотическим сообществом, продолжая формально оставаться членом нескольких организаций. С другой, нужна была работа, которая не входила бы в противоречие с его убеждениями и при этом давала бы хоть какой-то доход.

Самым простым – да и, пожалуй, единственным – вариантом было трудоустройство в местной епархии. Среди духовенства у него появились знакомые еще в самом начале 1990-х, когда он помогал организовывать первую в Мангазейске воскресную школу. Что же до Епархиального управления времен Пахомия, то работников там требовалось немного, но их было еще меньше, чем требовалось. Среди верующих, как и в позднесоветские годы, преобладали возрастные женщины, а всерьез религиозные мужчины прямым ходом шли в священники: государство тогда активно передавало Патриархии храмы и дефицит попов был огромный. Поэтому Шинкаренко, имевший очень недурное (по местным меркам) светское образование, более-менее сведущий в церковных делах, но при этом совсем не желающий быть священнослужителем, оказался очень кстати, чтобы свалить на него все епархиальное делопроизводство. Пахомий, как человек опытный и практичный, сообразил это сразу. Он без разговоров принял Шинкаренко и даже назначил ему относительно приличный оклад. И вскоре Шинкаренко стал тем самым Сергеичем, которого знала вся церковная общественность Мангазейска и без которого местную епархию, казалось, невозможно представить. Обыкновенно немногословный, по-доброму или не по-доброму, но всегда глядящий исподлобья, он стал обязательной частью епархиального ландшафта, а вскоре – даже и своего рода достопримечательностью. Неизменно коротко подстриженный (дань армейскому прошлому), с короткой же бородой (символом религиозных и политических убеждений), в темно-зеленом «камуфляжном» свитере и истрепанных черных джинсах, он как-то сразу прижился в церковной среде, олицетворяя собой ее новорожденную бюрократию.

Поначалу он занимался почти исключительно канцелярскими делами, однако с первых же дней у него возникла мечта: создать свою, мангазейскую, епархиальную газету.

– А, монархист пришел, «Русский Вестник» принес!.. – с оттяжкой, с нотками добродушной, хотя и тяжеловесной иронии говорил Владыка Пахомий, когда Шинкаренко в очередной раз заходил к нему в кабинет.

– Принес, – отвечал Александр Сергеевич, кладя на архиерейский стол свежий номер «Вестника».

– Все против советской власти бунтуете… – все тем же тоном отвечал Пахомий.

– Есть такое дело, – и Шинкаренко вновь переходил к своей главной теме. – Надо бы, Владыко, нашей епархии свою газету выпускать. У всех уже есть.

– Не у всех…

– Почти у всех.

– У всех много что есть, – парировал Пахомий. – Нет, Сергеич, не о чем говорить. Не потянем.

– Так ведь нужно-то совсем немного.

– Сколько – немного? Сколько?! – начиная распаляться, отвечал архиерей. – Не-ет, тут каждая копейка на счету. Пусть уж пока без газет, без радио. Попы не голодают – и уже слава Богу. Не о чем говорить!

При Пахомии сдвинуть дело с мертвой точки так и не удалось. Но и Евграф, несмотря на всю свою открытость и стремление к миссионерской деятельности, поначалу не одобрил замысел Шинкаренко. Однако Сергеич был верен себе и, единожды начав досаждать архиерею своим проектом, продолжал это делать с завидной регулярностью. И через некоторое время Евграф уступил.

– Александр Сергеич, я все это уже слышал, – сказал он, когда в очередной раз Шинкаренко заговорил о своем издании. – Мы сейчас газету делать не готовы. Ну ладно, ты говоришь, печать стоит недорого. Допустим. Но ведь газета – это не только печать. Это еще и постоянные авторы, корреспонденты, труд которых тоже нужно оплачивать…

– Для начала вполне достаточно внештатных авторов, – ответил Шинкаренко.

– Ну, хорошо. Допустим, достаточно… Но ведь и внештатникам тоже нужно что-то платить, стало быть, требуется гонорарный фонд…

– Люди готовы безплатно писать. Авторы у нас есть.

– Уверен?