— Если тебе известны все наши имена и то, кто кем послан, то я могу поклясться, — в отличие от Долхэна он не был уверен, что если Саурон знает такие подробности, то имена и подавно.
— Я не знаю двух имен, — ответил Волк. — Я буду рад, если ты их назовешь, но не настаиваю. Двое беглецов из Ангамандо не назвались.
— Тогда я не буду называть их, — хоть в этом Таугатол мог не уступить… — И поклянусь, что более мне неизвестно о посольстве что-то, кроме того, что сказал я или ты, — а дальше эльф обратился к Лагорталу: — Не выдавай ничего и будь осторожен…
Тот серьёзно кивнул.
— Где бы ни завершился ваш путь — да будет он благословен.
— Проститесь сейчас. Не думаю, что выдастся еще такая возможность, — сказал Маирон и, чтобы не мешать, Волк вышел из кабинета в спальню, впрочем… слышать это ему не мешало.
Но пока умаиа не ушел, Лагортал поблагодарил Саурона за то, что он отпускает пленного, и за то, что дал возможность попрощаться.
***
Фуинор постучал в комнату Линаэвэн, и дева открыла дверь.
— У меня есть вести от Повелителя. Он отпускает Долхэна. Совсем, без условий.
— Долхэн обретёт свободу? — изумилась Линаэвэн. — Спасибо.
Неужели Фуинор мог способствовать этому ради Марта? Весть была очень доброй (и укрепляла её силы), хотя вместе с тем эллет и понимала: для Марта это станет живым примером, что милосердие в этой крепости есть. Но один из её товарищей обретал свободу… и не так, как она бывало слышала, а без условий.
— Я хотел сегодня вечером снова петь с тобой, но Март сказал, что занят сегодня, — продолжил Фуинор. — Тогда давай петь завтра ночью?
Линаэвэн посмотрела на Фуинора. Петь вместе с ним она могла согласиться ради Марта, но завтра уже будет иное.
— Завтра истекут три дня, что были мне даны, и я уйду в подземелье, — кратко ответила дева. Что будет делать этот умайа? Будет пытаться действовать хитростью или будет в числе палачей?
Фуинор удивлённо поднял бровь.
— Вижу, ты по достоинству оценила сделанное для тебя и больше даров не желаешь.
Линаэвэн, не сдержавшись, изумлённо раскрыла глаза.
— Я благодарна тебе, что ты добился освобождения, и едва верю, что это оказалось возможным, — хотела бы она увидеть Долхэна. Узнать, что не обманулась. — Но ты хочешь сказать, если я буду петь вместе с тобой… ты можешь помочь и другим?
— Да. Я отвечу услугой за услугу. Ведь слушать тебя истинное удовольствие.
Линаэвэн понимала, что умайар не поступают так, не помогают в обмен на песни. Выдала ли она нечто своими песнями? Она вспомнила их вновь — выбирала только не имеющие отношения к Нарготронду или нолдор Белерианда, или Кирдану… Может быть, ожидают, когда безопасное закончится?
— А возможно ли встретиться до того, пока три дня не истекли? Скажем, в то время, в какое Март будет свободен? После Гортахаур сказал, чтобы я оставила Марта в покое и… больше не вставала на его пути.
— Март сегодня занят, он совершает тризну по брату, ему не до весёлых песен. Но Повелитель, предлагая тебе спор, вовсе не имел в виду, что ты больше не можешь общаться с Мартом. Можешь, отчего нет. Значит, завтра вечером, после ужина, ждем тебя петь вместе?
— Я не имела в виду именно весёлые песни, но ты прав, — ответила Линаэвэн. На тризне в честь погибшего брата Марта никак не должно быть умайа. Дева задумалась. Она приняла решение уйти в подземелье, чтобы разделить судьбу товарищей. Но вот, она могла помочь им, при этом не выдавая тайн. — Хорошо… если это поможет кому-то из моих родичей, я приду.
Эллет понимала, что для Марта… это будет доводом в пользу того, что он прав — получается, что Фуинор убедил её остаться ещё на день, и она опять передумала… Но она видела, что было с Нэльдором.
— Договорились, — кивнул Фуинор и ушёл.
***
К этому времени Больдог закончил свою первую встречу с Оэглиром. Феаноринга принесли и оставили у Лаирсула. На всякий случай их слушали.
Больдог недовольно хмурился — Таугатола забрали у него из-под носа и еще неизвестно, вернут ли, Арохира трогать запретили. Других пока тоже не давали на забаву, а старые пленники, бывшие на Острове еще до появления отряда Линаэвэн, еще не пришли в себя достаточно. Пора уже было заканчивать с этими гостями и особенными пленными и, наконец, позабавиться как следует.
Лаирсул едва сдержал стон, увидев измученного Оэглира.
— Я лечу вас так хорошо и так скоро, как только могу… — в ужасе произнёс целитель. — Но для чего лечу, для новых пыток?! — да, для Оэглира это время, рядом с Лаирсулом, было отдыхом. Но не использовали ли Темные Лаирсула, чтобы он невольно помогал палачам скорее заняться пленниками?
— Я попрошу их… — в глазах целителя вспыхнул гнев. — Нет! Я не буду просить, но требовать. Если после моего исцеления сразу или вскоре вас направят на новые пытки, я откажусь заниматься этим. Пусть исцеление будет дольше, но у вас будет время.
Оэглир молчал. Лаирсул, похоже, не знал об Эвэге и о том, каким может быть его лечение… но для целителя это в самом деле должно быть невыносимо: лечить, зная, что после исцелённого истерзают вновь.
— Ты прав, — наконец ответил Оэглир. — Дай мне… просто отдых.