Бэрдира в кухне не было, и они стали готовить, не дожидаясь нолдо.
— Это то, во что и мне трудно поверить, — согласилась изумлённая Линаэвэн. — И в обмен на песни Фуинор обещал возможность помочь другому пленнику… Я пока не понимаю этого. Но это доброе дело.
Это было… доводом в пользу Тёмных. Хотя едва ли Март действительно может увидеть иное, ему не позволят увидеть. И заклятье помешает.
— Всё же, я не знаю, как долго останусь здесь, — тихо произнесла тэлерэ. Скорее всего, лишь на день дольше намеченного, но говорить о том Марту, наверное, не стоило. Возможно, что Саурон дальше запретит им общаться. — И пока… я хотела дать тебе совет, только не находила подходящего времени. Оно и сейчас, верно, неподходящее. Ты не пожалеешь после о сделанном, если будешь учиться у других тому, что в них есть лучшего, самого доброго, и избегать того, что считают приемлемым или даже неизбежным злом.
Дева глубоко вздохнула, готовая к возражениям. Ей нужно было продолжать готовить, но она должна была сказать. И теперь, если Март останется с Сауроном и Больдогом, служа Тёмным, пусть хотя бы останется лучше других. Быть может, однажды совесть скажет ему то, что не смогла донести она.
— Увы, Линаэвэн, — возразил беоринг. — Мы все вынуждены делать меньшее зло. Без этого невозможно.
— Порой мы считаем, что иначе было невозможно… — вздохнула эллет, — а проходит время, мы обдумываем всё заново и выясняем, что это не так. И остаются лишь горькие сожаления о том, чего не исправить, — и она сама уже сожалела сейчас о многом, что делала и говорила в плену. И о своём пари с Сауроном, и о том, что не извинилась и не просила о других прежде, и о том, как общалась с Мартом до того.
— Вынужденное зло необходимо, — снова покачал головой Март. — Например, мы едим животных.
— Я не считаю это злым поступком, — ответила Линаэвэн. — А ты считаешь? Тебя или знакомых тебе людей когда-нибудь мучила совесть за то, что они съели рыбу или птицу, случалось, что раскаивались в этом?
— Многие совершают необходимое зло и также не чувствуют за него вину. Но я запомню твои слова, по крайней мере так, как их понял я: добро или зло я совершаю, но я не должен идти против своей совести.
Линаэвэн подумала, что если Март и впрямь будет следовать этому — это будет хорошо. Вот только, можно ли сравнить значимость для него её совета и воспитания Саурона?
Когда пищу осталось лишь поставить в печь, Линаэвэн снова пела над ней песни чар, чтобы пленным стало легче. На сей раз это была белериандская песня — о солнечном лете и воде чистых родников… Линаэвэн пела, и горец слушал ее. Слушал и улыбался — никуда она не уйдёт. Он защитит ее, и она все также будет петь.
А после Линаэвэн спросила:
— Не знаешь ли ты, отчего Бэрдира не было?
— Нет, не знаю. Но после ужина он обещал прийти ко мне.
***
Пока слуги готовили, Эвег спустился в камеру Лаирсула. Двое орков уже привязали целителя к креслу, а умаиа закрепил спящего на столе Оэглира.
— Слышал, ты не справляешься с лечением раненого, Лаирсул? — спросил Эвег. — Я пришел тебе помочь.
Оэглир пришел в себя от невозможной боли.
— Каждый раз, когда с лечением не будешь справляться ты, тебе буду помогать я, — сказал умаиа.
Лаирсул не видел ещё, что такое лечение Эвэга. Он смотрел на происходящее в ужасе.
— Ты же целитель… — начал эльф и осёкся: это так же глупо, как взывать к совести Саурона. И ему не дадут помогать раненым так, как он помог сегодня. Если он откажется вовсе, их будет лечить Эвэг. Если он продолжит, он будет помогать палачам готовить пленников для новой пытки. — Ведь ты мог бы лечить без боли, ты должен был учиться у Эстэ… — Лаирсул едва не попросил умайа лечить пленных бережно, но… тот или посмеялся бы, или потребовал бы чего-то важного взамен. — Хотя о чём я? Ты предал её, и тебе, должно быть, в радость мучить других. Как оркам.
Что было делать? В следующий раз он снова попробует снять боль и защитить от боли, и усыпить, надолго… Только выложиться нужно будет действительно полностью, без остатка. Сейчас он думал, что сделал всё, что мог, но это не так, он всё же щадил себя — если бы он знал, что Оэглира ждёт «забота» этого умайа, сделал бы больше…
Умайар в самом деле не допустили бы, чтобы Лаирсул вместо лечения погружал пленников в сон и давал им долгий отдых без всяких уступок. Не приди сейчас Эвэг, пришёл бы Больдог или Фуинор… Лаирсула нельзя было пытать, но это не значило, что на него никак нельзя воздействовать… хоть через того же Оэглира. А отказался бы — после всё равно позвали бы Эвэга.
***
Эвег закончил исцеление Оэглира и вернул эльфа в камеру к Эйлианту.
— Теперь так будут выглядеть твои дни и ночи, феаноринг. Отдыхай, скоро за тобой придут, — и он обратился к Эйлианту, пока Оэглира приковывали за руки: — Вот что было бы с тобой, Эйлиант, если бы Бэрдир не пошел служить Повелителю. Но ты выкуплен.
— Тварь, — ответил Эйлиант. Он считал, что ему было бы легче, если бы и его допрашивали, не заставляли смотреть на всё это…
Оэглир с ненавистью смотрел на целителя. Эвег ушёл, и эльфы остались одни в камере. Эйлиант повторил: