Птичка-в-клетке (СИ)

— Что ты надумал, эльф?

Сколько Кирион передумал за эту ночь! Вначале мысли шли по кругу — Лагортал тоже рассказал, в обмен на свободу — как такое может быть?! Он так Светел и мудр, и он не переменился при последней встрече. Тёмные, конечно, оклеветали его, чтобы убедить его младшего друга ложью. Но откуда тогда известие о палантирах? Значит, Лагортал тоже рассказал? В обмен на свободу? Затем только Кирион вырвался из этого гнетущего круга. Лагортал сказал, что Саурон отпустил пленников, он поверил ему… Быть может, Саурон уже услышал его и близок к раскаянию? Не слишком ли скоро? Или Саурон обманул его? Да, такое могло быть. И Лагортал мог что-то выдать невольно, в беседе. Вновь припомнился Кириону взгляд Лагортала, привязанного к креслу, его слова. Да, даже если Тёмные сумели — пыткой ли, обманом ли, чарами ли — добиться от Лагортала рассказа, он всё равно хотел бы, чтобы другие держались! И Кирион ответил:

— Нет, умайа. Я не стану рассказывать.

— Ты выбрал, — сказал Фуинор и вышел.

***

Утром Март, как обычно, зашел за Линаэвэн:

— Доброе утро! Сегодня приехал обоз с продуктами, у нас много работы! — Март был радостен и весел. Он жил в прекрасной крепости, и его друг и наставник, Повелитель Волков Маирон, был лучшим и благороднейшим на свете.

Линаэвэн хотела было произнести: «Извини, Март, но я ухожу — я должна быть со своими товарищами». Но большинство товарищей, рассказав об известном, ушли или готовились уйти. Она не поступит так же, зная слишком многое. Три дня уже прошли. Но Саурон не напомнил о том ночью, даже после её удара; то, что могущественный умайа не то что не потерпел вреда, даже не отвлёкся, здесь не имело значения — до Больдога Ламмион вовсе не дотянулся. Значит, с Мартом она может говорить по-прежнему. Мало надежд, что это что-то изменит, но он хотя бы может дольше остаться собой… Она здесь готовила для своих товарищей, которых иначе кормили бы орки (и уже узнала от Бэрдира, что он благодарен ей за это, а не считает согласие готовить позором); возможно, могла помочь им и другим. И сберечь тайну посольства и тайну Нарготронда легче было здесь. Оставаться в гостях у Марта — не то, что идти в гости к Саурону, что расставлял хитроумные ловушки. И эллет после раздумья улыбнулась адану и кивнула:

— Идём готовить, — едва ли Март упрекнёт её, что она опять передумала и не уходит в подземелье.

***

Орки приносили на кухню ящики и тюки, работы было много, и говорить ни о чем не получалось. Однако Март успел передать Линаэвэн, что ночью Лагортал уехал из крепости, и Бэрдир, кажется, тоже.

— Теперь только вы трое осталось здесь. И еще те, кто не успел уйти, но это ненадолго.

— Лагортал и Бэрдир? — изумилась Линаэвэн. Первый, как она думала, не стал бы рассказывать о переданном ему Финродом, второй, как она знала, уйти отказался. Хотя могло быть так, что Бэрдир, почти ничего не знающий о посольстве, согласился на что-то с условием, чтобы Лагорталу даровали свободу. — Не ждала, что они могут уйти. Тебе сказал кто-то об их уходе?

— Я сам проводил Лагортала, — ответил Март. — А Бэрдир ушёл, когда я спал.

Услышав, что Март провожал Лагортала сам, Линаэвэн расспросила его, как это произошло.

— Он Светлый — Лагортал, — задумчиво произнесла эллет. — Возможно, его пожелание свободы и исполнится. Пусть его путь будет добрым, как и путь Бэрдира, и остальных.

***

Эйлианта вновь привели в камеру для допросов и закрепили в кресле.

— Бэрдир умен и живёт наверху, а скоро и вовсе уйдет. А ты держишься за глупые идеалы и обрекаешь себя на это, — сказал Больдог, для которого обмануть было, что стакан воды выпить.

Эйлиант не слишком сомневался, что Бэрдир скоро уйдёт: он так вёл себя в последний раз, что может всё выдать! Сколько их осталось, тех, кто до сих пор не сдался? Юноша меньше знал о том, кто кем послан, кто знает много, а кто — мало, чем его старшие товарищи.

Вскоре на стене напротив феаноринга закрепили Кириона. Работа закипела.

Эйлиант был готов (как он думал) к пытке. Но его самого не мучили, зато мучили Кириона на его глазах. Синда не был вынослив, ему тяжело было сдержать стоны и крики, а Эйлиант мог только клясть Тёмных и безуспешно пытаться вырваться.

Но пытка, которой Больдог подвергал Кириона, была так жестока и нескончаема, такая мольба читалась во взгляде синдо, что Эйлиант, который был уверен, что он-то ни в чём не уступит Тёмным, наконец выкрикнул:

— Прекратите это!

— Скажи, Эйлиант, что ты знаешь, и мы оставим Кириона.

Как же нолдо не хотел говорить, он сам осуждал Оэглира — а ему, может быть, пришлось ничуть не легче. Но Эйлиант не мог отвести глаз от окровавленного, с трудом переводившего дыхание Кириона.

— Обещайте, что не будете больше пытать Кириона, и я… расскажу что-то о посольстве, о моём поручении, — наконец тихо выговорил юноша. Нолдо думал рассказать о том, что Лорд Келегорм передавал Кирдану: при нападении на Фалас, при новой осаде, фалатрим могут рассчитывать на поддержку его воинов. Ведь Тёмные, наверное, могли догадаться, они тоже знали историю.*

Кирион хрипло выдохнул. Будь он покрепче…