Пока Саурон и Долхэн разговаривали, Таугатол хмуро смотрел перед собой. Его волновало всё то же: он оказался слабее, чем считал себя. Потому что у него не было причины держаться. И тогда эльфа осенила мысль, что нужно сделать - сейчас причина держаться гордо появится! Эльф взял со стола нож, медленно начал резать им курицу, и, когда Саурон договорил, сделал вид, что тоже хочет вступить в беседу:
- Нет, мы не станем… - и метнул нож, метя в глаз Саурону.
Скорость и ловкость Волка, аину по природе, были выше, чем у эльфов, и он давно ждал подобной выходки от этой пары, а потому был начеку: Волк без усилий перехватил нож в полёте.
Таугатол знал, что шанс убить умаиа, к тому же наместника Моринготто, столовым ножом крайне мал, но не попробовать всё же не мог. Долхэн же, как только понял, что происходит, попытался поддержать товарища или хотя бы отвлечь внимание Саурона, давая время Таугатолу для новой атаки; нолдо бросился вперёд, на умаиа, но налетел на незримую преграду.
Сокрушённо покачав головой, Волк посмотрел на Таугатола, удерживая обоих Волей на месте:
- Из трёх оставшихся пар две я велел отвязать, накормить, дать отдых. Но ты нарушил свое обещание быть гостем, Таугатол. И теперь одну из пар вернут в камеру и накажут за твоё вероломство. Ты слаб и низок, нолдо, хотя и мнишь о себе обратное. Даже тень пытки заставила тебя принять приглашение: все твои товарищи видели это. А теперь я уязвил твоё самолюбие, и ты решил напасть на меня за столом, без объявления войны. Ты не благороден, как думаешь о себе, ты поступаешь трусливо и подло. Попроси прощения и впредь не веди себя так, и я прощу тебя, и наказания твоим товарищам не будет.
Волк убрал воздействие чар, позволяя “гостям” пошевелиться.
- Жаль, - произнёс Таугатол, когда Саурон отпустил его.
Эльфы улыбнулись друг другу: теперь всё действительно встало на свои места. Пусть их попытка и была неудачной, пусть они и поплатятся за эту попытку, но оно того стоило. Они не “гости”, они пленные воины. Саурон, конечно, попробовал отравить их победу, заявив, что за попытку нападения накажут других… Но слова умаиа вызывали в эльфах лишь отвращение - тем сильнее, чем более искренне вещал захватчик и палач о нападении без объявления войны, подлости и обещаниях.
Пока нолдор многозначительно улыбались друг другу, Волк с полуулыбкой наблюдал за хорохорящимися пленниками. Значит, Таугатол не чувствовал себя слабым и виновным… Видимо, как и многие эльфы, Таугатол полагал, что если он ведёт себя подло с врагами, с Тьмой, то он не становится подлым сам, он остается благородным. Очень полезное для Тьмы заблуждение.
А Таугатол, по мнению Маирона, был великолепен. Он смотрел на Волка не столько с ненавистью, сколько с недоумением, как на того, кто вздумал бы попрекать странников дорожной пылью на плащах, а охотников - тем, что убивают зверей.
Про себя Таугатол жалел, что с самого начала не додумался – “гости” можно превратить в засаду. Возможно, Саурон не ждал бы нападения от только что вошедших “гостей”, а рассчитывать с ним можно было только на неожиданность. Вот только те двое, что теперь пострадают… Не просить же прощения у врага, в самом деле! “Прощения - у тебя?! Никогда,” - едва не ответил эльф. Только… он считал, что никогда не примет приглашения врага, а принял. Что, если после он будет просить прощения - и не ради того, чтобы помочь товарищам?
По красным пятнам на скулах и сжатым зубам Таугатола умаиа видел, что воин делает трудный выбор. Но Волк не собирался ничем помогать эльфу: любой его выбор будет на руку Тьме. Или Таугатол из гордыни откажется просить прощения и тем самым сделает еще один шаг прочь от Света, а после будет терзаться муками совести (или даже не будет!); или Таугатол попросит прощения, и при его-то гордыне для него это будет равносильно надломлению себя - и тем скорее он окажется во власти Повелителя Волков.
- Знаешь, - задумчиво сказал Маирон, рассматривая, как эльф борется с собой, - возможно, ты устраиваешь меня куда больше, чем ты думаешь…
- Война объявлена давно и начата не нами, и мы ненавидим тебя, - выпалил Таугатол. - Но я могу попросить у тебя прощения… Только как я узнаю, что это не бессмысленно? Что ты через минуту или час не отыщешь другой причины для наказания, хотя бы я и не пытался напасть вновь? - нолдо в самом деле не собирался пробовать снова. Сейчас. Когда враг начеку. Но если Саурон захочет наказать его товарищей, то он может назвать причиной что угодно. Хоть то, что эльф откажется от ужина, хоть то, что, выходя, в ноги не поклонится. - Вдруг ты начнёшь мучить их просто по своему желанию, а скажешь, что это не наказание?
- Как назвал растягивание на стене не пыткой, а “просто неудобством”, - ответил Долхэн, одновременно напряжённо думая: отчего их сейчас отпустили, позволили снова шевелиться? Эльф не находя ответа, не знал, что и думать.
Волк снова проигнорировал Долхэна: